"Ну и день" - мысль, возникшая на секунду в круговороте рабочей рутину. Она веяла усталостью, желанием отдыха и сна. До сна ему не было совершенно.
Бумаги, куча бумаг сегодня были верхом его развлечений. Отчеты по делам, дела, которые стоило проверить, прежде чем направить выше начальству. Йен готов был проклясть сегодня все. Добить его должно было то, что сегодня он останется на дежурстве. Добивало его то, что сегодня он слишком замотался и думать забыл обо всем, кроме букв уже всплывающих перед глазами, стоило моргнуть или просто закрыть их. Буквы-буквы-буквы.
Он поправляет галстук, делает стакан воды, проверяет рубашку на наличие всяческих пятен от напитков и еды, проверяет и бумаги. Лишнее действие, чтобы разгрузить голову. Смотрит на часы. Уже вечер. Уже вечер, сплошная рутина, а выжат он так, словно весь день гонялся за преступником, без остановки, без передышек. Сплошной бег. Пальцы трут усталые глаза. Очередной глоток воды. Сегодня Йен больше походил на офисного работника или слащавого агента структур по круче и по выше. Пиджак на спинке стула, черный галстук, белоснежная рубашка и брюки с ремнем, на последнем был закреплен значок. Он взял со стола телефон, проверил сообщения, вроде ничего нового. Откладывает сторону и отпускает глаза к документам. Снова.
От рутины его отвлекает вторжение посторонней. На первый взгляд, до первых слов. Пока она не говорит, пока только распахивается дверь, Йен уже поднимает свой взгляд. Он медленно скользит глазами по стройным ножкам, чулки в сеточку, короткие шортики, наряд что надо. "Какого черта меня никто не предупредил о визите гостьи?"
Пока он не видит лицо, ему кажется, что патрульные просто офанарели в край и привели детективу дежурившему сегодня на оформление проститутку. Она еще и сама ворвалась в его кабинет. Но удивление сменилось осознанием, а после и на губах заиграла довольная ухмылка, короткая, Йен всегда старался держать выражение полной отстраненности, но был убежден, что Ильва ухмылку заметила. Если была в состоянии заметить.
- А ты вовремя - он кладет ручку на стол, откидывается на спинку стула и тянется, разминая руки. После выдвигает ящичек из своего стола, в котором про запас стояла пара чистых стаканов. Ильва в его ночные смены была периодической гостьей. И всегда была вовремя. Встав со стула, он быстро оказывается перед девушкой. Стаканы зажаты пальцами в одной руке, второй он быстро скользнул по стройному бедру и выше, по телу, пока ладонь не добралась до щеки. Лишь после он накрывает ее губы мимолетным поцелуем, а стаканы ставит на столик немного позади своей гостьи, которую тут же спешит обнять за талию освободившейся рукой. - Ты же позволишь мне за тобой поухаживать? - шепчет в мягкие губы своей партнерши, скользнув по ним кончиком своего языка. Она и правда очень вовремя.

Он довольно улыбнулся. Выбора у нее нет. Выбора у них обоих не осталось, как только дверь за ее спиной закрылась. Он смотрит в глаза, недолго, взгляд опускается вниз, на грудь и бутылку. Его даже не волнует наличие бутылки, больше волнует она, он нагло рассматривает тело, отмечая что ей идет образ проститутки. И ему не надо пить, чтобы мысли уже повернули в нужное русло, в представление поз и раздвинутых ножек. Он поднимает взгляд к глазам, перестав глазеть, но пошлые искорки уже проснулись в его взгляде.
Ильва отвечает на его приветствие коротким поцелуем, нежным, он не выпускает ее из рук, держа в объятиях. Он с радостью стирает границы личного пространства, стоя вот так близко, чувствуя аромат женских духов и запах алкоголя. Смесь интересная. - Именно так. Правда вечер обещает все исправить - он не скрывает ни тона, ни подтекста в глазах. Они оба знают, зачем она приходит к нему, зачем вообще происходят их периодические встречи где-либо. Похоть и удовольствие.
Йен наблюдал, не мешал ей, хотя по закону должен был пресечь подобное поведение. Наркотики. Ей в его кабинете было дозволено и это. Хотя когда-нибудь за это его возможно и возьмут. Рука медленно скользит по изгибу спины, вверх и вниз, ему уже хочется снять с нее все лишнее. Он смотрит на пустые стаканы, смотрит на бутылку в ее руках, прижатую к губам, мечтает прижимать к ее губам другое, более горячее.
Его пальцы зарываются в ее локоны, он поглаживает по голове, нежно и осторожно, пока ее голова на его плече. Обычно он был более резким, более страстным и несдержанным. Сегодня что-то было не как обычно. Он не будет думать о причинах, просто поддаться своему порыву нежности, удивит если получится. Ее руки на его спине, он прикрывает глаза, приятно даже через рубашку.
- Посмотрим на твое поведение, но думаю не простить я тебя не смогу в итоге - он не сомневался в отдаче, не сомневался что все пройдет на горячих нотах, что потом ему снова придется прибирать кабинет. Он берет в руки бутылку, теперь его черед сделать несколько глотков, обжечь горло, вернуть обратно на стол, подальше от края. Зачем только брал стаканы. За дверью слышалась вечерняя работа полицейских, в его кабинете дыхание и сердцебиение Йена и Ильвы. Он осторожно сжимает ее волосы, тянет немного, призывая задрать голову. Склоняясь к ее лицу, он снова целует ее, горячо, жадно, шумно выдыхая в ее губы. Кажется он ждал слишком долго, кажется ждать больше не мог. Ее губы сегодня были на вкус, как виски, сколько же она выпила. Он продолжал целовать и снова руки блуждали по ее спине, цепляя пальцами ткань верхней одежды, стремясь проникнуть под. Вечер становился лучше.

Это все когда-нибудь скажется плохо на них обоих, но сегодня на все это было плевать. Имела значение лишь она, желанная, охотно отдающая ему себя раз за разом. Она касается губами шеи, он поднимает подбородок, пальцы сжимаются сзади на ее рубашке, сминается ткань ее одежды. Он выдыхает, это жадное прикосновение приятно, но она оставляет улики. Снова. Он снова простит ее, отыгравшись немного после за эту шалость. И он мог бы смотреть на нее с осуждением, с недовольством, но оставался доволен. Плату за следы он еще возьмет.
А пока чужое дыхание становится тяжелее, пока эффект от ее наркотиков захватывает Ильву, он немного отстраняется. Ее руки не держатся за его спину больше, пальчики ловко расстегивают рубашку, открывая его глазам больше кожи, больше тела. Он смотрел, взгляд опускался с каждым миллиметром расстегивающейся ткани, ниже и ниже, пока она и вовсе не расстегнула свою рубашку. Она садится на стол, обхватывает его ножками, он охотно прижимается к ней, проводит ладонями по ножкам, сеточка приятно радует его руки. Он слишком любил чулки на ногах женщин. Пальцы до боли сжимают ее бедра, ей нравится, он знает это. Его стол теперь ее постель, она открывает все больше себя, он ухмыляется, готовый согреть эту красавицу своим жаром. Она выключает свет, теперь ему почти ничего не видно. Ладони с бедер перебираются выше, пальцы рисуют линию вдоль полоски шортиков, сходятся в центре. Он медленно расстегивает пуговицу и молнию, открывая кусочек ткани под ними. Хочется от удовольствия рычать.
Расправившись с пуговицей, его руки ползут выше, забираются под полы рубашки, распахивая. Он щурится, привыкает к темноте, чтобы видеть ее очертания. - Мне нравится - говорит тихо, не хочет портить атмосферу. Ладони по плоскому животику ползут выше, пальцы расходятся под грудью, пауками забираются на вершины. Он сжимает с жадностью, грубо, сейчас он не только любовник, но и хозяин ее тела, души. Сегодня они снова станут грязными. Подушечки больших пальцев обводят навершия напряженных сосков, по кругу, прежде чем он слегка надавливает. Наклоняется сам, ей было холодно. Ему не очень удобно, но из плена ее ног выбираться он не хочет. Он хочет целовать ее губы и целует их, мимолетно, горячо, кусая. Губы ползут в сторону от губ, он добирается до шеи, язык оставляет влажную дорожку, губы смыкаются на мочке, Йен жадно всасывает, Йен кусает, Йен продолжает сжимать упругость грудей, шумно дыша. Он хочет больше. - Разожми ножки... - шепчет на ушко, язычков ведет по ушной раковине и кусает верхний хрящик. Кажется на ней задержались ее шортики.

Ее ножки расходятся, дают ему свободу. Он готов действовать дальше, но слишком увлекается грудью, терзанием ушек, шеи, чтобы руки скользнули вниз, чтобы стянуть с нее шортики самому. Он чувствует ее дрожь, ощущает как тело сдается ему, Йену нравится. Йен любит играть не по правилам, любит запрещенные приемы. Тихое "хочу" заводит сильнее и вот, в его брюках уже становится слишком тесно. Он отрывается от ушка, чтобы губы касаниями шейку скользили вниз, к ключицам. Ее руки поверх его, ноготки обжигают кожу легкой болью, он вздыхает громко, тяжело, обжигая кожу горячим воздухом, пока ладонь поглаживает животик внизу, почти проникает под трусики, лишь самыми кончиками пальцев приподнимая кружевную ткань. Его губы хаотичны, он не знает, где остановится. Она пользуется моментом, его снова обжигает боль, уже от укуса, но она просит прощения касанием языка. И теперь уже его очередь дрожать.
Он выпрямлен, смотрит на нее, она прекрасна в этой темноте, прекрасна была и при свете. Она снова пьет, а он просто стоит, играя руками с ее бедрами, поглаживая через сетку и сжимая у самого лона, проникая под ткань снизу кончиками пальцев. - Расплата за грехи - он шепчет в ответ с ухмылкой, довольный. Провожает взглядом ее шортики, теперь на ней лишь чулки и трусики, да обувь. Комплект отличный, пожалуй, он оставит все как есть. Потому что ему нравится это. Пуговицы его рубашки под ее напором расстегиваются с легкостью, а он лишь ведет пальцами по кружевной ткани, ощущая влагу на половых губах. Ответ тела, она хочет его, по настоящему хочет. Он легко давит на половые губки через ткань, перед тем, как она спрыгивает со стола. Им уже не мешает виски, а Йен знает, чем заменить бутылку. Его руки вновь оглаживают женское тело, замирают на плечах и давят. Он ждет, пока Ильва опустится перед ним на колени. И это ему нравится еще сильнее.
- Ты прекрасна - пальцы Йена зарываются в волосы любовницы, он сжимает и тянет их назад, заставляя приподнять личико. Вторая рука с бегунком справляется ловко, он достает возбужденное естество, проводит головкой по мягким губкам, оставляя на них липкие следы его смазки, капелькой выделившейся на самом кончике головки. Это сносит ему голову, слишком пошло. Подается бедрами вперед и трется плотью о ее личико, совсем хорошо. Головка его члена вновь ведет по ее губам, он прикрывает глаза, прижимая плоть к ее губкам сильнее, надавливая на нижнюю губу, хочет чтобы она открыла губки, чтобы взяла в свой пылкий ротик, пусть он легко и сам может войти в него, куда приятнее, когда она сама раскрывает перед ним губы и ласкает его плоть.

Ильва касается его возбужденного члена своим язычком, Йен мычит, а плоть его вздрагивает, слабо ударив по кончику язычка в ответ на ласки. Ему было приятно. Его пальцы крепче сжались на ее волосах, собрав локоны, чтобы не мешались ей в дальнейшем, не путались в губах. Он не сводил горящих от желания и похоти глаз с ее личика, пусть и мало что мог разглядеть в этой темноте. Сейчас он с радостью включил бы свет, чтобы смотреть на ее личико в процессе. Но и так было хорошо, так воображение дорисовывало ему все, что нужно. Ее губки раскрываются шире и его член медленно скользит меж их, она берет его немного глубже, он мычит громче и дрожит сильнее от наслаждения влагой и теплом, мягкостью губ и язычка на стволе.
- Да... - срывается с его губ под мерные движения ротика и ручки по его плоти. Он дышит шумно, ему приятно. Он чувствует на себе взгляд, слышит ее стоны и это заводило только сильнее. Он не торопил ее, не насаживал на свой член, позволяя ей самой выбрать темп и глубину, лишь бедра двигались ей на встречу, слабо, не грубо, чтобы не насаживать ее на свою плоть раньше времени, не заставлять ее брать всю длину члена. Его глаза с трудом держались открытыми и он не сразу заметил, как ее ручка заняла собственные трусики. От вида того, как она ласкает себя становилось только приятнее и Йен уже откровенно застонал, скорее всего радуя слух своей любовницы.
Темп увеличивался, он уже чувствовал, как головка упирается в горлышко, он слышал, как Ильва давилась, стараясь доставить ему больше наслаждения, Йен в ответ давил на ее затылок, помогая держать паузы, наслаждаясь судорожным сжатием горла вокруг его плоти. Дрожь его тела усиливалась, он уже не сдерживал ни голоса, ни шумного дыхания. Уже не может смотреть, жмурит от удовольствия глаза и запрокидывает голову, дышит все чаще и чаще. Ему было слишком хорошо, она стонала слишком громко, как и он. С той стороны двери на них никто не обращал внимания. Ему как и ей было плевать на всех, сейчас волновала только эта возбужденная девка, стоявшая на коленях и сжимающая губками его член. Йен немного наклоняет корпус вперед, вытягивает руку, чтобы пробежаться по шее с боку, по ключице. Дрожащими пальцами он находит ее грудь, жадно сжимаются пальцы вокруг, остренький от напряжения сосочек он прижимает ладонью. Это все, что он может сейчас. Пока движется ее ротик, разбавляя стоны и тяжелые вздохи пошлыми чмокающими и сосущими звуками, он может только грубо ласкать ее грудь.
Его дрожь усилилась, он держался для большего удовольствия их обоих, ей нравилось ласкать своим ртом его напряженный член, ему нравился ее горячий и влажный ротик. Он снова выпрямляется, рука больше не трогает грудь, они обе на затылке Ильвы, волосы он сжимает грубо, заставляет замедлиться. Слишком близко к финалу. Теперь он берет управление, раз за разом меняя глубину проникновения, то в плену губ лишь головка его плоти, скользит между губ, все дальше и дальше, то полностью и грубо насаживает ее горлышко. Его сотрясает спазм, мышцы напрягаются, он протяжно стонет от удовольствия, вздрагивая первым потоком горячей спермы прямо в горлышко Ильвы. Бедра движутся назад, член скользит по язычку, пока не остается в плену ее губ меньше половины. Остатки пачкают ее язычок, он дышит часто, смотрит с блаженством, раз за разом вздрагивая, пока потоки спермы заполняют ротик. Он расслабляет пальцы и позволяет ее локонам рассыпаться, обрамить личико. Испортился сейчас не только ее макияж. Кому из них до этого есть хоть какое-то дело.