Онора О`Коннел
- Нам надо поговорить...Нет, скорее, у меня очень важный разговор! Нет-нет, не так...Надо так...Нам с тобой есть что обсудить и сделать это нужно прямо сейчас! Нет, это не то... - проговаривала пусть и себе под нос, но вслух. Она активно думала, как ей начать разговор и сразу лишить его пути к отступлению или просто заинтересовать беседой, чтобы он не думал сбежать от этого разговора. Но Онора не была мастером вести серьезные разговоры, пусть и на важные для нее самой темы. Тейран достал. Откровенно, стопроцентно, раздражал и мучил, влезая в ее жизнь, которую она хотела выстраивать, хотела делать ошибки и обжигаться, но для всех ее теоретических ошибок внезапно выросло две стены. Одна слишком назойливая и открытая, другая, более изящная, действующая порой чужими руками. - Да блин! Бесит! - одна мысль о вмешательстве этих двух в ее жизнь злила, выводила из себя, она теряла нить повествования, которую пыталась соткать, в попытке выстроить начало диалога или, как обычно, монолога. А еще бесили записки и стихи, которые Тейран подкидывал ей, издевался не иначе. И если второй раз за разом делал шаги к ней, встречая ее собственный отпор, то первый...Первый ведь играл с ней в свои гадкие игры, правда? Ничего, Онора обладает одним превосходством и козырем, у нее хорошо поставлен удар с правой, а у непонимающего Тейрана слишком нежный нос. - Но ведь я не должна сходу его бить? Но может, так он точно поймет, что мне не интересны эти его игрища? Нет, все таки нет, я придумаю, как начать...

В этих противоречивых мыслях и чувствах она и бродила по коридорам, как обитающие здесь призраки, застрявшие, пугающие лично ее. И если бы кто-нибудь решил окликнуть Нору, та бы не услышала, не отозвалась или ответила бормотанием, все еще пытаясь придумать начало важного для нее точно разговора. Упрямая Онора сама того не ведая приближалась к причине своих головных болей и причине отсутствия болей сердечных. Случай или провидение, но Онора в какой-то момент решила поднять свой взгляд, замерла и опешила, увидев до свербящего в затылке зуда, знакомую макушку. Придумала ли она начало ее словесной тирады? Нет, уже было поздно. Увидев, она будто отключила голову и действовала по неведомому доселе инстинкту. Как дикая кошка-охотница, она бросилась к нему, попутно оценивая окружения и обстановку. Дверь попала на глаза случайно, возникла как по чей-то злобной шутке, кто-то явно не любил Онору, где-то там, наверху, но знать об этом она еще не знала. Ускоряет шаг, пользуется внезапностью своего появления или тем, что он ее не видел. Почти подрезает его, обхватывая руку двумя своими. - Быстро за мной! - пользуется инерцией собственной скорости, прикладывая всю силу, заставляя его, растерянного и удивленного, повернуть, не церемонясь, пользуется им как тараном, чтобы открыть дверь, как удобно, что она открывается внутрь и о чуо она не заперта. Вталкивает его внутрь помещения, глубже внутрь, перекрыв путь к побегу собой. Дверь за собой захлопывает, беснуется ирландская фурия и Тею не повезло оказаться в эпицентре ее бури.

- Да как же ты меня бесишь!! - громко, с чувством, это вообще не то, что она думала и представляла. Стоит перед дверью, руки в бока уперла, бросает гневливые взгляды, даже находится с ним в одном богом забытом помещении было невыносимо. Он раздражал, бесил, выводил из себя и....- Нет, я конечно знала, что ты наглый и это вот все, но чтобы так? Ты вообще что о себе думаешь? Чистокровный маг из влиятельной семьи. И что? Это дает тебе какое-то право? НЕТ! - рыжая фурия делает шаг вперед, ее палец раз за разом тычет в грудь юноши, ощутимо, чтобы подкрепить не совсем наполненные смыслом слова. Она не судья, обвинитель, забывший факты. - Нет, мой милый. Никакого права это тебе не дает! Зачем? Почему ты позволяешь себе так себя вести со мной? Наше чистокровное величество все еще обижено за свой несчастный носик? Ты за это всю учебу будешь мне мстить? Мало уже прошедших лет издевок? Или все еще не можешь простить себе, что прыгнул и спас меня от заклинания? Так я не просила! Это ты заставил меня тогда...Рррр, как же ты все таки...раз-дра-жа-ешь! - и конечно, в этом громком словесном потоке, они оба пропускают самое главное. Оно единственное «щелк», когда кто-то с той стороны запер дверь, видимо закончив со своими делами в этой....подсобке, комнате, не важно. Важно, что вспомнил и закрыл, оставив кипящую кровь в замкнутом помещении с внешним раздражителем.

Наглец оставался наглецом, запертый с бестией в одном помещении, скрывающий не замеченное смущение, Тейран все равно нагло сводил все к себе любимому. И в нем любимом собственно и было все дело, ВСЕ проблемы были в Тейране, весь кавардак, охвативший ее жизнь, Тей вина, упивающаяся вседозволенностью собственного вмешательства. Онора, подобно фениксу, воспламеняется сильнее от каждой попытки выкрутить в свою сторону, что за намеки такие он смел делать, даже в шутку. - Размечтался - гневно фырчит, широко раздувая ноздри, фурия или дракон горячим паром одающий свою жертву. Все эти сказочные твари меркли перед ликом взбешенной Оноры, во всяком случае, она точно была ближе, от этого опаснее. Пара сантиметров безопасности Тея легко рассыпятся прахом, если она сделает шаг и направит на него эту бурю. - Лишь подтверждаешь, насколько дурной у тебя вкус. - парирует, привыкла и уже не испытывает обиды, твердолобость Тея в деле чистоты крови была сравни легендам прошлого, на слуху, в определенных кругах широко обсуждаема со вздохами разочарования и нотами надежд в голосах. Кусает губу, зараза имел свой круг увлеченных им юных волшебниц и почему воспоминание об этом сейчас как подброшенный сухой хворост в пламя ее ярости.

А он не пасует, не тушуется, переживая пламенную рыжую бурю, держит ее на уровне, когда открывает удачно или не очень свой рот. Еще немного и можно будет увидеть, как комната воспылает от чужого гневного пламени. Она о серьезном, Тей как всегда, все ее слова кажется пролетают мимо, точнее не вызывают ничего из того, на что Онора так надеялась. Понимание, взвешенность, взрослый разговор, в котором они к чему-то придут. - Какой к черту цели?? - Онора порой не стеснялась выражений, горячая кровь брала свое, а три старших брата оставили свои отпечатки на ее поведении. Женственная снаружи, она порой не уступала самым настоящим мужланам брякнув словом или сочетанием слов, от которых у чувствительных могли свернуться их уши. Сейчас держалась, хотя так хотелось просто покрыть трехэтажной бранью этого наглеца, который сейчас сдвинул ее в сторону, словно она пушинка. - Милый, если я не постесняюсь посторонних глаз, ты будешь первый, чьи пятки засверкают, ведь это не я пекусь о своей репутации чистюли. А теперь представь, все будут смотреть на тебя, как я делаю...- осекается, так и хотелось прикоснуться, продемонстрировать, но удержалась на месте, лишь сжимая и разжимая пальцы на руках, а щеки горели все больше, смешав смущение и гневность. Поворачивает голову, поджимает губы, раздумывая, какие слова следующими сорвутся с ее губ. - Не смей уходить, чертов трус... - на выдохе, едва слышно. И он вроде не слышал, в своей попытке выбраться, к слову тщетной. Кто-то за него решил, что этот акт ее концерта Тей досидит до конца и досмотрим, переживет все, во что она готова тыкнуть его милую слащавую мордашку.

- Ха! - усмехается, когда У НЕГО не выходит открыть дверь. И плевать, что она в этом плену, заложник обстоятельства в не желательной, но такой желанной компании. Шаг к нему, ее ладонь на мужском плече, сочувственно погладила. - Не волнуйся, у парней такое случается, но это не повод расстраиваться, можем просто по обниматься - язвительно, а щеки горят лишь сильнее. Осознание бьет, как играющий в крикет битой по мячу, с размахом, с силой. Отскакивает от него, не рассчитав сколь ничтожно свободное пространство в помещении и едва не падает на стол, о который недавно опирался и сам Тей. Теперь она упиралась в него сама.

- Нечего обвинять меня в том, что ты не можешь открыть дверь.- скрестила руки на груди, повернула голову, готова обидеться на очередное оскорбление. Но стоит ли, она не ребенок. А им надо поговорить, чем не повод, раз судьба сама закрыла за ними дверь. - Может не будь ты таким хлюпеньким, без проблем бы ее выбил плечом, раз твоя ПАЛОЧКА тебе не помогает - фырчит, только с ним она вела себя так язвительно, только он заражал ее этим желанием огрызаться, переворачивая все мысли набекрень. Усаживается на стол, оглаживает юбку, вытянув ноги. Но не смотрит на него, затягивая воцарившееся молчание. А говорить было нужно.

- Тей...- поднимает глаза от складок на юбке, опускает ноги, смотрит на него. - Я правда устала от всего этого. - еще один выдох, ей надоело, хотелось понимания и осознания, ведь сейчас все воспринималось по другому, не как в детстве. - Я не твоя собственность, НЕ ТВОЯ ИГРУШКА, чтобы ты делал все, что вздумается и мешал мне жить. - гневная буря утихла, уступив место надрывному дрожащему голосу. Следующие слова говорить не хотелось, но сказать было нужно. Она хотела свободы от него, ждала ее, но девичье сердце глупо и переменчиво в своих желаниях. Головой Нора понимает, что Тейрана пора отрывать от себя, как пластырь от раны, один раз перетерпев боль избавления от привычки. Она росла и взрослела, он топтался на месте. И как бы она не думала, как бы порой не смотрела на него под иным ракурсом, не собиралась бегать за дураком, прячущимся за тем, что ему втемяшили в детстве. - Да, может ты меня ненавидишь с момента нашего знакомства, не переносишь, может ты вбил себе в голову что-то, о чем я не знаю и чего не пойму. Но я не буду больше терпеть. Я хочу жить, Тейран, понимаешь? Жить, не думая о том, что ты или твои прихвостни вновь заявятся к тому, кто проявил ко мне интерес. И если ты не прекратишь это сам, по хорошему, я буду пресекать это сама. - и сейчас она бы ушла, хлопнула дверью, оставив в одиночестве, в раздумьях или с наплевательством. Но она не может уйти, не может сбежать, поэтому старается держать фасон суровости, твердости решения, смотря на этого своевольного дурака. - Отпусти меня, Тейран...- горчит, сейчас его имя горчит особо, пальцы держат и готовы сделать движение, чтобы сорвать этот прилипший пластырь. - Пожалуйста...

Колется. Он продолжает язвить, огрызаться, когда она серьезна, когда пытается пробиться через выстроенные им барьеры, мешающие разговаривать на равных и о важном. Вздыхает, покачав невольно головой. Девочки и мальчики разнились так сильно в своих реакциях. Его колкость пролетает мимо, не задевая и не раня, лишь взгляд ее полнится разочарованием, он не хочет вести разговоры глаза в глаза, хочет быть до безобразия колючим, выставляя себя глупцом. А она продолжает смотреть, ожидая чего-то, сама не знала чего. Лишь от досады сжимают пальцы края собственной юбки, сминают, не так она видела и представляла. Всегда думала, что он умеет быть серьезным, слышала украдкой, как он говорит о важных вещах, не как ребенок, выставляющий свое эго, но как подрастающий уверенный в себе мужчина. Не с ней, Онора в его глазах вряд-ли стоила чего-то, снисходить до ее уровня ни к чему этой летающей в своих высотах птице.

Его взгляд пылает недобрым нетерпением, искрит, подобно дикой проснувшейся буре, когда ее спокоен, не отвечает искрами, покой зеленых лесов зимним утром. Его слова вновь обвинение. Нора вновь вздыхает, устало, обреченно, он обвиняет, конечно она виновата сама, не могло быть иначе. Ведь Нора видит этот мир по своему, через призму влияния трех старших братьев, нападок на нее саму, прокручивает в голове эти уже не болезненные воспоминания. Их первую встречу, понимает, что все сделала правильно. Но как донести это до гордеца, впитавшего с детства то, что лишь чистые кровью достойны хорошего отношения и плевать на все остальное. Справедливость, ответственность, все это ни к чему, когда мучаешь слабого и лишенного идеальной родословной. - Быть может тебе стоило быть более справедливым к тому, кто ничего тебе не сделал? К тому, кто был слабее тебя и твоих друзей. Как я могла пройти мимо такого? - не хочет колоть, лишь спрашивает, чувствуя назойливость слез, которые трудно держать в себе, когда он смотрел так сурово и грозно, стоял на своем. Но ее не пугало, в ней все то же разочарование, на остальное просто не остается сил.

Он шел к ней, она молчала, наблюдала, искала слова, что смогли бы достучаться, пробиться через непонимание гордеца. Говорит, но оказывается слишком близко, заставляя невольно вздрогнуть, отклониться назад в тщетной попытке избежать этой издевательской близости, за которой ведь последует очередная обидная глупость. «Отойди...»- мысль, ставшая комом в ее горле, не превратившееся в слово. Бежать ей некуда, а щеки сильнее вспыхивают, что отчетливо видно на ее коже. Избегает смотреть в глаза, стреляет своими с одной руки на другую, пытаясь не слушать того, что он несет, не желая думать зачем и почему, для чего все эти слова, которые если она поверит в их честность, вновь приведут к боли в груди. Тук-тук. Колотится, громко и бешено колотится от вторжения в ее личное пространство. Находит в себе силы, поднимает взгляд, упирается в серость его взгляда, пронзительного и уверенного, впервые с ним она чувствует себя беспомощным птенцом, встретившимся со змеей, что вот-вот настигнет свою добычу. - Чт...Мм!

Онора не успевает сказать того, что хотела. Его губы на удивление теплые, мягкие, а руки сильные, внешний вид обманчив. Она скользит по столу, когда он притягивает к себе. Тук-тук. Колотиться снова, теснит в грудь. Ее глаза ширятся, когда осознание момента настигает, а сама она, опешив, может только сидеть, позволяя рукам скользить по талии. Миг растягивается, секунды захватывают, но так и не позволят закрыть глаза. Ладони упираются в его грудную клетку, давит, пусть попытка оттолкнуть вялая. Голова резко подается назад, слишком резко, что аж кружит. Ладонь встречается с щекой парня, звонко, хлестко, под бешенный стук собственного сердца. Тук-тук-тук. Оно колотится, Нора прижимает горящую от пощечины руку к часто вздымающейся от тяжелого и громкого дыхания груди. Щеки невыносимо горят. Плотина ее чувств дает трещину, трещит и потоком выбивает эти воображаемые камни, что держались так долго. Слезы катятся по лицу, она не может сдержать их, ищет в его лице намек, пытается понять, губы дрожат, приоткрываются, сжимаются, не находясь, что сказать. Она не должна ему верить. Она не будет ему верить. Она....

Она сама не понимает, как и почему уже ее губы прижаты к его губам. Глаза захлопываются, руки обвивают шею, Нора едва не хнычет, ощутив привкус соли собственных слез. Один раз, лишь один раз, она решается поверить, поддавшись его порыву. Дрожит и жмется, боясь, что все это очередная глупая шутка, а она так легко поддается на его крючок....