Тишина. Она затягивала, была невыносимо громкой, отдаваясь ударами барабана толи где-то в висках, толи в ушах. То не тишина, то пульс который в этой тишине и паузе она смогла расслышать. И это было невыносимо, пытаться спастись, выпутаться из ситуации, в которой она оказалась по вине нескольких раздолбаев. Но, она не жалела, возможно, что не довела процесс до конца, удивительно, как в  этой экстремальной ситуации ее губам вспомнился вкус и размер. Да, его оглушили, да, она ушла, оставив его в той грязной ночи, оставив позади за плечами, а он, каким-то чудом нашел, похитил и сейчас видно собирается отыгрываться за все, происходящее. От мысли становится немного смешно, какой-то незаконченный минет привел к самой настоящей трагедии, так и хотелось показать насколько язычок ее остер, хотелось язвить и напасть, хотя бы словесно, демонстрировать какого она неробкого десятка, но, эти желания не реализуются, паника и страх уже объяли ее, овладели ей, хотя со страха она может наговорить и чего-нибудь совсем лишнего. Контроль языка не ее, совсем и везде. На этом в свое время и подловила ее та бедовая компашка, сделав умение ее рта средством своего дохода. Она против не была. Да и из самых страшных последствий раньше была только боль в уголках рта, когда большие размеры были ей не так привычны.
Он все еще здесь, жмурится, открывает глаза, он все еще тут. Что-то говорит, нет, несет какую-то чушь, про какие-то там курсы. А она бы выцарапала ему глаза, чтобы уж смотреть было нечем, ах, как сейчас она бы была счастлива, если бы получилось повалить его на спину, сесть сверху и вдавить пальцы, пока глазки наглые и уверенные в себе под ее нежными пальчиками не лопнули. А потом в полицию, писать заявление, она все же жертва, даже если он расскажет про инцидент в парке, кто ему поверит? У нее следы от веревок на руках, заплаканное лицо, красные от пощечины щеки. Самооборона, которая зашла далеко, но скорее всего как девушке ей вынесут оправдательный приговор. Или просто сбежать, оставив его подыхать. Но убежать или тем более выколоть ему глаза у нее не выйдет, руки дернулись, словно напоминая о безнадежности ее положения. Связаны намертво. Он трогает рукой, забравшись под юбку и задрав ее, она широко раскрывает глаза и взвизгивает, пытаясь свести вместе бедра и помешать, но кто же ее спрашивает, а руки у насильника оказались для нее слишком сильными, чтобы сдавить их. Ткань натягивается, рвется, она мычит от боли, разбивая это о чертовы пальцы на губах. Боится кусать, скорее всего он способен выбить ей зубы, а побоев с нее хватит. А ткань летит к черту куда-то на пол, к страху и панике прибавляется еще больше злости и ее взгляд то вспыхивает, то снова поглощен страхом. Почему нельзя было снять, глупый вопрос, который вообще не должен ее волновать, но понимая, осознавая, что может произойти дальше, она невольно цепляется за бытовые мелочи. Сосала она нежно и по голове его не била, чтобы на ней сейчас так отыгрывались!
А то, чего она сейчас опасалась, все же происходит. Звук расстёгнутого ремня, бегунка его ширинки, оглушителен, он выбивает воздух. Пытается свести вместе ноги, бесполезно, сильные руки снова решают все за нее, а потом над ней и вовсе нависает его туша, со всеми своими килограммами, придавливает к кровати. Рот закрыт, касание и она вздрагивает, пытается отползти, не дают. Первый кадр окончен. Второй отпечатывается в памяти острой вспышкой боли, заставившей ее выгнуться, когда резкий толчок и ее тело оказалось заполнено, когда ее обожгло изнутри, а губы раскрылись позволяя крику боли сорваться с губ.
- Чертов...ублюдок... - хрипло процедила сквозь плотно сжатые губы. Ох, зря она не откусила ему член, когда была такая возможность, а сейчас...сейчас была возможность только вскрикивать, когда каждое движение жгло, выбивая из глаз слезы, с губ крики. "Ублюдок" - проносится в голове, когда она выплевывает очередной полный боли крик. Спиной ей кажется, что она лежит на иголках или на выпирающих из дешевой кровати пружинах. Снова вскрик, а он как ребенок в магазине игрушек, схватился за ее грудь, грубо, совершенно не заботясь о ее теле. Рот открыт, мерзавец хочет слушать, ей не хочется кричать, но его бедра и размеры знают свое дело, выбивая желанное. Рот закрыт, она бессмысленно царапает его своими губами, не справляясь с шириной ладони. Укус, она вцепляется в него с силой, вымещая всю злость и собственную боль. Боль обжигает щеку от хлесткого прикосновения ладони, вызывая новую порцию слез, бегущих по щекам и оседающих на подушках и простынях. Голова болела от ударов, снова пытается отползти, но эта сука пользуется своей силой, прижимает. Пальцы на шее, дыхание замирает, тело пусть и через боль, но словно отзывается на все, что творит этот мужчина.
Боль, крик, сила чужой хватки, снова боль. До слуха сквозь хриплый голос доносятся шлепки тела о тело, он продолжал вдалбиваться в ее лоно, расширяя под свои размеры неподготовленную плоть. Где-то в глубине она испытывала удовлетворение, даже он должен был испытывать легкую боль от того, что имел свою жертву насуху. Пусть она была и не девственницей, но к такому вторжения не подготовлена. И пусть ее уже использовали как вещь и не раз, но, она всегда была подготовлена, всегда возбуждена пусть и только на физическом уровне. А сейчас, сейчас все жгло, пусть кажется немного влаги из-за трения все же и выступило или то вовсе была кровь. Обидно, что не кровь.
Его член исчезает так же резко, как и оказался в ней, оставляя после себя жгучий огонь боли. Жмурит глаза она инстинктивно, услышав знакомые вздохи, предвещающие финал. Сперма обжигает кожу лица, шеи, пачкает одежду. Кажется немного попадает на губы, в насильно приоткрытый рот, но о такой мелочи она и не думает. Сглатывает. Она не думает, она пытается скрутится, закрыться от него, дрожа всем своим телом далеко не от оргазма. - Ублюдок...Не советую тебе пихать свой член в мой рот...Я просто откушу его при первой же возможности... - хрипит сквозь всхлипы, выходит совсем не страшно, зрелище жалкое. Вздрагивает и все еще хнычет. Но даже получив ее тело, удовлетворив себя, он не отстает. Ей не дают даже пережить боль от изнасилования, ее лишают даже этого, бесцеремонно отвязывают ее руки от кровати, закидывают на плечо и куда-то несут. - Что тебе еще надо от меня?.. - нет сил противится, пусть уже делает что хочет. Ставит на ноги, а она едва не падает, обнимает себя руками, пачкает кожу, липнет неприятно, потому что не желанно. Потом он включает душ, поливает сверху, к липкости его спермы дополняется еще и липкость сырой одежды, которая сковывает движения