Участники: Zelman, Emma
Место действия: актовый зал и прилегающие помещения.
Время действия: неглубокий вечер, 19-20 часов.
Краткое описание: Завтра у ее курса будет какое-то мероприятие. Лекция, что ли... Жребием ответственной за зал была вытянута Эмма; и все ничего. Ребята уже расставили сидения, трибуну, повесили плакат... Который, в результате, отвалился. Уже отчаявшаяся выбраться оттуда заживо сегодня француженка пишет незамысловатое сообщение:
Кому: Клок, Зел
Помоги мне. Актовый зал. Быстро!
[20/05] Актовый зал. Быстро!
Сообщений 1 страница 25 из 25
Поделиться12015-05-26 13:13:15
Поделиться22015-05-26 13:13:23
Наверное, в жизни каждого человека бывают такие дни, которые он считает не то, что плохими, нет, сами по себе они даже нормальны, а когда настроение либо скачет туда сюда, да так, что впору определять тот или иной момент по шкале Рихтера. Хотя, у красноволосого только одно проявление можно было определять по этой самой шкале, проявление его гнева. Сегодня как раз один из тех дней, когда Зел находится в состоянии бомбы замедленного действия. Будь он женщиной, все было бы проще...Все считали бы, что у него просто месячные...А тут...
Так вот, раз это один из таких замечательных дней, когда его ярость и кровожадность медленно захватывают сознание парня, он конечно решается побыть один вечером, и если это раздражение не пройдет, он направится ночью на поиски приключений различного характера, что бы эту самую злость выместить либо дракой, либо еще чем-нибудь. А сейчас он засел в комнате, на полу, с книжкой в руке, упираясь затылком в кровать.
Смс-ка застала его именно в тот момент, когда он начал засыпать. Звук неприятно отозвался рядом с ухом, так как телефон находился на своем извечном месте, и как назло, Зел сел именно рядом с ним. Противный писк, от которого хотелось рычать. Он злобно фыркнул, дотягиваясь до своей старой раскладушки. Этому телефону было уже что ли лет семь, а он до сих пор жил и верно служил своему вспыльчивому хозяину. Даже дисплей работал исправно, несмотря на швырки с попыткой разбить этот телефон к чертям собачьим в порыве ярости. Но, он столько пережил, что Зел решил не менять своего старого верного друга на более новую и продвинутую модель.
- Да чтоб ее, прекрасно знает, что я терпеть не могу такой контекст. - да, уж что-что, а приказы или намек на приказ этот своенравный англичанин терпеть точно не мог. И как бы ему не захотелось послать свою подругу с этим сообщением куда подальше, не придти и не помочь ей он просто не мог. Попросили все-таки именно его.
И отправив в ответ что-то из серии "жди меня курица, буду через десять минут", он сложил телефон и сунул его в карман своей олимпийки.
Поднявшись на ноги, он положил развернутую книгу на кровать, текстом вниз, что бы не потерять страницу, а застегнув свою олимпийку и обувшись, покинул свою комнату.
Как и было обещано, до актового зала он добрался как раз за десять минут. Не уделяй он время каждой банке, которая валялась на улице и не пинай их, добрался бы быстрее.
- Ну и что это у тебя такого случилось, что ты не можешь справиться сама? - вот она, его излюбленная манера разговора. С порога, переходить сразу к делу, никаких тебе здравствуй и как поживаешь. Ничего лишнего. Он итак знает, что в ее жизни все прекрасно, а если будет надо, она расскажет все сама. Вот такой он, ее друг Зельман.
- И молилась ли ты на ночь, Дездемона? - с усмешкой произносит он, поднимаясь на сцену и подходя к своей подруге. - Привет - и вот теперь его совесть чиста, своеобразный ритуал приветствия выполнен и можно смело приниматься за то, в чем нужна помощь. Если, конечно, Эмма не подыграет ему и не решит сыграть сцену из "Отелло"
Поделиться32015-05-26 13:13:29
От грохота двери она едва не подскочила, затем про себя проворчав: приличная, вроде, школа, а смазать петли с доводчиками... Встрепенувшись, она через плечо оглянулась за вошедшего. Облегченно про себя вздохнув, она приветственно-коротко махнула Клоку рукой. На тот момент она уже минут сорок как ползала по сцене на коленях, снова прикалывая плакат на огромный фанерный лист. И все бы ничего, если бы этот лист потом не нужно было вешать на крюки. Все сорок минут француженка объяснялась сама с собой явно не по-французски, проклиная всех и вся: и тетку, что завтра будет вести занятие, и полиграфов, отпечатавших дофига огромный плакат, и работников академии, которые выполняют каждодневные свои обязанности и в ус не дуют. А она, понимаешь, ползай.
- Я просто не подниму эту хрень, что бы ее повесить, - девушка многозначительно подняла указательный палец вверх, показывая на крюки, на которые нужно было повесить подложку с плакатом. Они установлены ровно на такой высоте, до которой фанеру нужно было поднимать над головой. А поскольку размером она - три на три метра, костлявой Буассье это было просто не по силам, - Извини, что дергаю. И спасибо, что пришел.
Пальцы уже не слушались. А большие так вообще онемели - приколоть столько кнопок за один вечер... К слову о кнопках - сейчас Эмма старательно нажимала на большой палец правой руки левой ладонью, пытаясь нормально утопить кнопку в фанеру. Потряся рукой, она с удивлением обнаружила, что эта кнопка была последней. Она радостно улыбнулась, рухнув прямо на пол. Потянувшись, она снизу вверх посмотрела на Зела, принимая позу готовящейся ко мну Дездемоны:
- Тебя люблю – И только в том грешна. Но разве убивают за любовь? Зачем губу свою кусаешь так? Какой-то яростью ты сотрясаем Зловещею. Но нет, не может быть, Не на меня направлена та ярость! - закончив представление, француженка рассмеялась, с трудом поднимаясь на ноги и переступая. У нее ныло колено, и она несколько раз согнула и разогнула ногу, чтобы избавиться от болезненного ощущения, - Хотя, я наверное пропустила целый огромный кусок, дорогой Отелло.
Вообще, у уставшей Эммы достаточно быстро проявлялся командирский тон. Нет, не кричащий, но твердый. Таким только приказывать и можно. Отряхнув колени от пыли, она еще раз осмотрела проделанную работу. Вроде все было ровно.. А если и нет - она сделала, что смогла. Огребать, так огребать.
- Пойдем со мной, - француженка позвала друга с собой, поманив ладонью, в подсобку. Вопреки всем предрассудкам, она была просторной, светлой. Множество шкафов росли от пола до потолка, храня в себе все от грима до элементарных строительных принадлежностей. В довершение ко всему, прямо у входа стоял массивный стол с широким панорамным зеркалом. Именно на него Эмма и выложила из шкафа два металлических кольца, несколько гвоздей и молоток, и произнесла, даже не глядя в сторону красноволосого, - Вот это - закрепи на обратной стороне листа.
Поделиться42015-05-26 13:13:36
Нет, вид ползающей на коленках по полу подруги весьма и весьма прекрасен и забавен. Можно дать волю сознанию и мыслям, они разгуляются и можно будет решить, смеяться или плакать. Но сейчас, скрытый светом идущим в открытую дверь и слепящим ей глаза, он чувствует себя бэтмэном. Дайте ему плащ и маску с острыми ушами и вот оно, пришествие этой летучей мыши по зову городских властей. Но как только он закрыл за собой дверь, все ощущение бетменности ушло. И слава богу. Но, как говориться, потерпи милая, сейчас бэтмэн твой спустится и сам припаркуется. Точнее решит все твои проблемы..
- А я, по твоему, это подниму? Интересно каким это образом... - произнес он, следя за направлением ее пальца. Нет, конечно он сможет поднять эту никому ненужную фигню и укрепить ее в нужном месте, это не составит ему большого труда, но как это так, не принизить своих возможностей и навыков, клоунада...
И вот так всегда. Зел помоги поднять, унести, дотащить...Слабая смесь обиды и злости пробежалась неприятной дрожью с кончиков волос и до кончиков пальцев ног. Его снова начинало все бесить. А он то наделся что ходя бы с Эммой сможет отвлечься от своей злости. Ввязаться с ней что ли в очередной спор, вдруг поможет выпустить пар. - Да не за что вроде, я еще даже ничего не сделал.
Однако как удачно этот отрывок, произнесенный девушкой, описывал состояние Зела. Ярость, злость, гнев, кровь медленно но верно закипала в нем и он это чувствовал. И то, что он не мог объяснить причины такого гнева сам себе, бесило и злило его еще больше. Пальцы сжались в кулаки.
- Эй, милая, страшись, страшись клятвопреступничать. Ведь ты лежишь сейчас на ложе смерти. - теперь и его роль была отыграна. Интонация голоса подобралась сама собой, и он мотнул головой, отгоняя от себя очередной яростный порыв. А пока он пытался успокоится, впиваясь в кожу на ладонях своими пальцами Эмма уже и вовсе поднялась на ноги. - Ну нам, слава богу, не Шекспира нужно ставить, а какую то хрень.
Он идет следом за ней, заходя в подсобное помещение и осматриваясь. Тут он не не был ни разу и ощущение новизны притягивает его взгляд. Стены, шкафы и прочая утварь затягивают его в свой малюсенький мир и он успокаивается, прикрывая глаза, а пальцы разжимаются. Телефон как всегда выдержал очередной напор ярости, а Зел и забыл, что это несчастное создание покоилось в кармане его ветровки. Но всегда найдется что-нибудь, что вырвет тебя из этих своеобразных магических объятий. Наверное, он не вовремя заметил разложенные инструменты. Нет, дело не только в этом. Тон и поведение Эммы. Казалось, в этом нет ничего особенного, она устала и уже хочется разделаться со всем побыстрее, что бы спокойно отправиться восвояси и забыть о делах, но, можно же хотя бы смотреть на человека, когда с ним разговариваешь.
- А сложно было сказать все это хотя бы взглянув на меня и добавить это чертово "пожалуйста"? - его голос грубеет, в нем проскальзывают гневные нотки. Голова неприятно гудит, а что-то в груди начинает загораться непонятно чем. Он чувствует слабую дрожь, охватывающую и сковывающую тело. И сейчас, сорвавшись, он чувствует себя разоблаченным и схваченным, от чего злость закипает с новой силой. Когда тебя ловят нужно бежать или обратить в бегство. Животный страх смешанный с животной яростью, а все вокруг просто издевается над этим загнанным в угол зверем. Когда человек хочет совершить убийство, все плохое, что есть вокруг радостно шепчет убей. Но что нашептывали ему эти чертовы шкафы и стены?
Он ловит себя на мысли, что его взгляд скользнул по телу подруги. Шея, плечи, спина...Стой и не поворачивайся, пока его глаза, горящие непонятно от чего, срывают с тебя с тебя одежду. Просто рвут ее в клочья, такую ненужную и такую ненадежную ткань...
Клыки впиваются в губу, но это не спасает. Приемы, работавшие безотказно всегда подводят в тот или иной момент. Это чертово животное слишком разбушевалось, что бы успокоиться и улечься спать так просто. Весна и звереныш хочет погулять? Так поздно, проспал уже март из-за своей лени, но разве уж его такие мелочи волнуют..
А таймер начал отбивать секунды до взрыва....
Поделиться52015-05-26 13:13:43
Прибедняющийся в своих собственных силах Зельман едва не заставил француженку рассмеяться. Конечно, он не поднимет тонкий фанерный лист, ведь он, единоборец, так нежен, мал и хрупок, что должен ходить скорее в балетную секцию. Стремление занизить свои способности рождало в больном мозгу Эммы лишь мысли о том, что он - латентный гей, ну или просто требует жалости. А возможно, так просто сказалась на ее мышлении жуткая усталость, так вовремя навалившаяся на нее мертвым грузом, стоило ей подняться на ноги.
Ее красноволосый друг всю дорогу скрежетал зубами и зло мял свои ладони. Впрочем, девушку это ни капли не интересовало. Они могли, конечно, поднять тему Отелло, Дездемоны; потом их как-нибудь занесет в тему больной виноватой Изольды, потом они снова внезапно перейдут к теме телесных наказаний и начнут рукопрекладствовать, учитывая то, что настроение Клока было сродни враждебности туземцев, продавших Новый Свет за побрякушку стоимостью в 12 долларов. Впрочем, тревожная душа англичанина Эмму никак не волновала: он пришел, а значит, был готов помочь. Хотя если он сменит свою яростную гримасу на что-нибудь несчастное, она проявит снисхождение. Погладит по плечу, может быть.
А сейчас она, вытягиваясь, пыталась дотянуться до второго молотка, утонувшего вглубине полки высоко над ее головой. Кончики пальцев уже касались самого края его древка, никак не в силах зацепиться. Пока она так усердно тянула руки вверх, ее серый пуловер на одно плечо задирался и пузырился на спине, позволяя рассмотреть выбитого на шее орла в просвете между горловиной кофт и собранными в высокий неопрятный хвост волосами. Задираясь, хлопок ее одежд обнажал поясницу, ямочки в низу спины. Ну а узкие голубые джинсы наверное слишком сильно обтягивали ее бедра, собираясь в мелкие тонкие складки под ягодицами и четко очерчивая смартфон в заднем кармане. Она конечно действительно должна была бы быть и повежливее, и подобрее к человеку, так быстро пришедшему ей на помощь. Но слишком уж сильно скрипели в ее голове шестеренки гордости, вседозволенности и надменности. Ее эго настойчиво шептало ей в такие моменты о том, что она - пуп земли, вся такая замечательная, а весь мир - у нее в должниках просто потому, что она такая у него есть. И потому слова Зельмана француженка восприняла как явное излишество и колкий выпад в ее сторону.
Эмма опустилась на пятки нарочито медленно, возвращая руки в закономерное положение - кончиками пальцев вниз. Куда-то испарилась из нее вся та нежность и всеобъемлющая любовь, которыми она обычно была полна до краев. И посему, развернувшись лицом к юноше, она посмотрела на него несколько даже насмешливо, изогнув бровь в немом вопросительном жесте, мол, а не много ли ты хочешь, мальчик?
- Закрепи на обратной стороне листа, - она смотрела ровно в его глаза, не страшась; слова повторяла размеренно, монотонно, но как будто сквозь зубы. В добавок, ну раз уж он так сильно того хотел, она добавила, щедро приправляя сарказмом, - Пожалуйста.
Она перегибала палку. Явно. И даже понимая это самостоятельно, она почему-то не спешила с этим бороться, только все больше усугубляя. Голодный и яростный взгляд Клока лишь подбрасывал дров в эту топку, подгоняя еще больше. Эмма как минимум была старше, хоть и не любила прибегать к возрасту как к критерию, и раз уж он прибыл - был готов работать. И зачем тогда им все эти формальности и этические загогулины? Он бы еще попросил ее объясняться действительно высоким слогом: А не изволите ли вы поработать, раз уж почтили нас своим присутствием, откликнувшись на просьбу? Тьфу. Действительно тьфу. Она оперлась плечом на открытую дверцу шкафа, скрещивая руки под грудью и все еще оставаясь в мягкой тени.
- И с каких это пор ты настолько мягкотел? - Эмма обрывала ниточки его терпения одну за одной, хотя это было больше похоже на то, что она ломала целый веник разом. Грубо, взявшись двумя руками и уперевшись в середину коленом.
Поделиться62015-05-26 13:13:49
Эта чертовка слишком хорошо знает свое понятное лишь ей дело. И либо она решила окончательно вывести парня из себя, либо просто не замечала своих интонаций и ноток из-за усталости. И будь это не Эмма, а перед ней не Зел, который знает ее повадки не настолько хорошо, как свои пять пальцев, но знает достаточно, он делает ставку. Чертовка решила показать что и у нее есть характер. И что терпеть замечание всяких младших товарищей просто так она не обирается. Что же, решила показать, действуй. Знакомое до боли чувство...Хм...Азарта овладевало им, перемешиваясь с его яростью и злостью. Он прикрыл глаза, опуская голову и скалясь. Она его злила, подталкивая к чему-то интересному.
Точно. Сейчас он вдруг вспомнил. Она действительно старше его на год. Цифра не критерий и ничто, лишь пустое значение, но сейчас этот факт, эта никчемная документация лишь сильнее бесила. Она старше и она смеет показывать ему свой нрав. Битва скорее всего пройдет на равных, если только судья не остановит из-за разных весовых категорий. Она старше по факту, но он по сравнению с ней, огромный хищник по имени Рекс. Нет, его внук, не такой большой, но выглядящий довольно внушительно...
И что он там должен был сделать? Помочь ей закрепить что-то где-то там? Он даже взял молоток в свою левую руку, внимательно осматривая орудие труда. И демонстративно кладет его обратно, возвращая взгляд на подругу. Не много ли она хочет, позволяя себе столь невинный сарказм? Конечно много, черта с два он закрепит что-то там с этой чертовой обратной стороны листа.
- Я? Мягкотел? Мадам, да вы сильно заблуждаетесь.. - ответный ход, перевод в мир человечной низменности. Она ему одно, он ей о своем теле. Глупо, но работает. Ухмылка теперь на его лице и он делает несколько шагов вперед, вставая напротив нее. Все-таки, он не может простить такого никому. Даже своей подруге. Пора было показать этому земному пупу его место.
Его руки мягко ложатся на ее плечи, а он смотрит в ее глаза, его взгляд полон ярости и наглости, а по ухмылке было понятно, он явно что-то затевает. Он надавливает на ее плечи, заставляя прижаться спиной к дверце шкафа сильнее. Его левая нога двинулась чуть вперед, занимая удобную стойку, если вдруг француженка решит что-то выкинуть, он будет готов к этому.
- Откуда столько наглости, малыш? - он не столько выше ее, что бы разница была так сильно заметна. Но это было самое удачное слово. По сравнению с ним, с этим грозным почти сорвавшимся с цепи зверем, девушка действительно выглядела очень хрупкой, да и не только выглядела. Если взять ее и сжать посильнее, она просто сломается...А пока его пальцы до боли сжимали ее плечи, он даже не заметил, когда это произошло. Но, не интересно вот так. Он убрал руки, упираясь ладонями в дверцу шкафа, по обе стороны от ее головы, немного склоняясь к лицу. Сбежать ей точно не удастся. Хищник и жертва. А уж эта кровожадная тварь свою добычу просто так не упустит.
В голове мелькают ее плечи и спина, поясница, обтянутые тканью ягодицы, ноги...Круговорот пошлых желаний и ярости в его голове превратился в ураган или даже бурю, сметающую на своем пути все доводы логики и старых убеждений. Убей ее, страстно, властно, не спрашивая разрешения, просто возьми и...
Очередной треск стены между "нет, я не хочу испортить эти отношения...". Стены либо сами собой рассыпаются под напором времени, либо их ломают люди....
Поделиться72015-05-26 13:13:57
Нечто совсем иное теплилось сейчас в его взгляде. Нет, она видела там и раньше раздражение, злобу.. Больше всего ей нравилось, когда в нем блестела заинтересованность. Сейчас выражение его лица несомненно ассоциировалось у девушки с опасностью. Ярость? Она плохо разбиралась в чужих глазах, имея обыкновение просто тонуть в любом их выражении. Злоба Клока сейчас только пыталась оттолкнуть ее взгляд.
Его ладони занимали все пространство ее плечей. Он, видимо, не совсем себя контролировал - под нажимом его рук, она проскользила ногами чуть вперед, полной спиной приложившись о закрытую дверцу шкафа. Какого черта он себе позволял? Она подняла упрямый взор, сталкиваясь с его глазами. Если он был не в духе - то зачем приперся? Эмма скрестила руки под грудью, опять вздергивая подбородок. Она не подчинится. Даже сейчас, когда она так беспомощно им подмята. Надави на ее плечи чуть сильнее, и она сложится пополам. А пока она только чуть заметно прищурила глаза, пытаясь справиться с болью, причиняемой его пальцами.
- Малыш? - француженка отстранилась от двери, еще сильнее сближая их лица, и этим совершая ответный выпад в сторону зарвавшегося сорванца, - Не слишком ли много ты на себя берешь?
В мозгу промелькнула мысль - а не зря ли она подбрасывает дров в топку? Она подсознательно понимала, что ее привычка хорохориться точно не приведет ни к чему хорошему. Сейчас во всяком случае, когда парень напротив едва ли не рычит. Его грудь вздымается тяжело и размеренно. Это ее одновременно и пугает, и возбуждает ее самолюбие. Он ведет себя так, будто у него над ней ей власть, а этого она не могла позволить. Облегченно вздохнула свободным плечам. Перила по обе стороны от ее головы пугали Эмму явно меньше. Снова просыпалась в ней какая-то глупая смелость.
Еще несколько сантиметров вперед, губами она поймала его горячий выдох. Француженка смотрела Зелу в глаза с явной насмешкой. Подбородок вздернут; она просто не могла позволить себе сдаться. Пусть он думает о себе, что хочет. Но Эмма оставалась на протяжении всех их отношений неприступна и непреклонна. И его плохое настроение не было предлогом для того, чтобы это менять. Физически и эмоционально, отношения выше, чем друзья - табуированы. Буассье через эту грань переступать не собиралась; и почему-то была уверена, что и Зельман этого делать не собирался. Хотя то, что происходило под его шапкой было для девушки непонятным и неясным. Он сам себе на уме. А она продолжает его дразнить...
- И что ты собираешься делать? - каждое слово, произнесенное всего на тон выше шепота, ровным голосом, жарким дыханием обдавало его губы. Она играла с огнем, неосознанно. Наивно полагала, что сможет мериться силами с ним, так нагло возвышавшимся над ней сейчас. Еще немного приблизившись, она едва не коснулась его губ своими, снова дразня. А затем - откинулась снова на расстояние вытянутой руки, чувствуя лопатками приятную прохладу дерева дверцы. Но действительно, а что он мог сделать сейчас с ней? К чему это запугивание?
Поделиться82015-05-26 13:14:04
Если смотреть сейчас со стороны на эту странную парочку, в голову приходило бы лишь два вопроса:
1. Девушка еще не поняла, что не стоит сильнее его раззадоривать и хотя бы раз, но смириться со своим поражением?
2. Эмма, ты, мать твою, совсем мазохист?
Ведь если в костер подбросить дров, он разгорится и станет сильнее, а Зел это по своей сущности огненная буря, которая порой просто горит маленьким огоньком, не причиняющим никому вреда, копя в себе силы и поедая подброшенные дровишки, что бы обрушиться на мир воистину уничтожающим вихрем. Так что же ты творишь, Эмма? Не губи себя и просто помолчи.
- Взял бы больше, да даешь ты мало. - ну должен же он как-то ей отвечать, раз уж такие выпады в его сторону. Тем более от кого. От какой-то всего-лишь там дочки владельца ресторанов. Богата - да. Но разный социальный уровень. Выше не только по росту. Но раз это Зел, к черту социальные статусы. Аристократия, богачи, все к черту. Для него есть лишь то, что не заставит его помирать от скуки. А будь его воля, он вообще бы сказал, что он из бедной семьи и жил бы себе веселясь.
Но теперь к ее наглому сопротивлению и не желанию сдаться, добавилось еще и наглое нападение. Она приблизилась, он чувствовал ее дыхание на своих губах, она чувствовала его дыхание. Уж слишком близко она подобралась в этот раз.
Время на таймере часового механизма подходило к своему концу. Это три.
Действительно, а что намерено делать это проснувшееся животное, захватившее управление над этой здоровой машиной для убийства? Этого сейчас не мог знать даже Зел. Будь тут парень, он бы давно разошелся, наслаждаясь одним из любимых им вещей и дел. Кровь. Он обожал кровь. Свою, чужую. Без разницы. Запах, вкус крови. Он словно вампир, едва может себя сдерживать, увидев или почуяв присутствие крови. Его мать родила самое настоящее чудовище. Но что можно было сделать с этой девушкой? Успокоится, овладев ею? В его теперешнем состоянии это вполне имело место быть. А теперь ее губы еще ближе. Но эта чертовка отстраняется, возвращаясь к этой чертовой дверце старого шкафа. И это было уже два.
Но в мире нет ничего вечного. Отношения, архитектура, люди. Ничто не вечно и никто не вечен. Так зачем было зря гасить свои желания и не поступать так, как имел привычку поступать Зел? Хочешь рискуй. Не рискуешь, значит плохо хочешь. Кредо в его голове проснулось внезапно, разблокировав какую то часть памяти и мыслей о том, что не только он, но и она иногда смотрела на него явно больше чем на друга. И это был один.
Взрыв, разгоняющий кровь по венам. Импульс, заскользивший по нервным окончаниям его тела. Расстояние между их лицами сокращается слишком быстро и он, с присущей ему резкостью, впивается в ее губы своими. Когда-то их поцелуй был нежен, но сейчас...Сейчас в нем лишь животная страсть и инстинкты. Он не древний человек, он, сорвавшееся животное, некогда прирученное. Но такие звери как Зел, не могут долго находится в покорности, пусть это и не особо удачное и уместное слово. Покорность.
Он находит ее руки своими и поднимает их, прижимая к дверце этого самого шкафа над ее головой, его правая рука держит ее руки вместе, до боли сжимая ее кисти. Женские руки всегда такие нежные... Сдави сильнее и сломаются, под напором его мертвой хватки. Ошибся хахаль ее матери, отправив его в Феникс, а не в армию, что бы от туда заказать ему дорогу в какой-нибудь спецназ...О мамаша. Ты так вовремя всплыла в его голове. Воспоминание об этой суке заставили лишь сильнее злиться и прорычать в ее прижатые к его губам губы.
Его левая рука легла на ее тело, тут же принимаясь властно блуждать по изгибам ее боков и округлостям бедер, ягодиц...Англия всегда вела захватническую политику и не было ни момента, что бы она отказалась от своей роли властителя всего и вся. И Зел, как истинный сын самой верхушки английской власти, впитал в себя это с молоком матери и любовью отца.
Очередной взрыв в его сознании, заставляющий его действовать лишь агрессивнее. А за место стен, дымящиеся руины. И черта с два, в их неожиданно вспыхнувшей сегодня войне победит дружба. О ней просто не может идти речи...
Поделиться92015-05-26 13:14:16
Эмма буквально слышала, как рвутся внутри красноволосого струны терпения. Его взгляд настораживал ее все больше и больше, с каждым мгновением этого звериного взгляда зароняя в нее зерна сомнения и страха. Она даже поежилась, снова с содроганием осознав себя практически загнанной в угол. Но она не уронит лица. Дело не в положении - ее отец просто богат, а не влиятелен. Она - не дочь своего отца. Она - Эмма. И плевать она хотела на папу-президентшу Клока.
Она вопросительно изогнула бровь. Она мало давала? Француженка прыснула про себя, снова гордо вздернув подбородок. Она давала ему ровно столько, сколько было нужно ей для поддержания их зыбких дружеских отношений. Она подавала себя как собеседника. И только сейчас, когда под этим действительно ужасным взглядом трещали по швам кордоны ее неприступности, она увидела себя, так часто бросающую на него заинтересованые взгляды. А эти ее обтягивающие джинсы? Кажется, она сама была виной всему, что сейчас происходило. Но мы - киса гордая, просто так не...
Мгновение на сближение. Буквально единственное, что она успела выцепить из вериницы событий - его глаза, остервенело пожирающие ее невинную синеву. Она меньше его вдвое. При малейшем желании он ее раздавит.. Эмма запоздало осознала его губы на своих. Какого черта?.. Она почти вскрикнула, через поцелуй, уперевшись ладонями в его плечи, пытаясь отстранить. Как результат - только сильнее вжималась спиной в шкаф.
Его ладонь сжимает его запястья почти до хруста. Как маковые палочки. А Эмма царапала пальцами воздух, пытаясь достать его ладонь. С поднятыми руками, она вытягивалась, пуловер задрался, призывно оголяя пупок, зазорно блеснувший шариком штанги. Француженка крепко сжимала губы, и вертела головой, пытаясь прекратить хотя бы это безобразие: она целовала его тогда нежно и невесомо, а он набросился на нее голодным зверем. Где в этом мире справедливость? Эмма, мягко говоря, была против. Ей наконец удалось вырваться из пут его поцелуя, задрав голову и шумно втянув в себя воздух:
- Ты какого хрена себе позволяешь?.. - и сразу же шумно вздыхает, ловя на нежной коже шеи его пылкие губы. Не поддаваться соблазну, умоляю тебя, прекрати, отстранись! Оставь в покое, не прижимай меня к шкафу, дай мне шумно вздохнуть!
Его широкая ладонь ложится на ее живот. Одним теплом только она ласкала кожу. Эмма до безумия любила чужие ладони на своем теле. Но не так же! Этот почти мужчина знал чего хотел, и, кажется, собирался взять не спрашивая. Будь на месте так дорогого уму Зельмана любой другой его же комплекции - она бы, пожалуй, отдалась даже не пытаясь сопротивляться. Но это, мать его, Клок, и сдаваться без боя француженка не собиралась. Его рука уже блуждает мимо острой тазобедренной кости к весьма скромным в своей округлости бедрам, на ягодицы, властно но как-то слишком рвано их сжимая. Он рычал в нее, она была готова выть от стыда и страха, нащупывая затылком лакированую дверцу шкафа. Его ладонь сжимала ее руки. Казалось, она могла повиснуть на этих тисках. Терпеть его объятия? Да пожалуйста, в любых других обстоятельствах, а не сейчас, когда он показывал свое откровенное превосходство. Эмма поднимает ногу, с силой упираясь боком колена в его бедро, пытаясь сдвинуть и даже не догадываясь, насколько удобной и пошлой выглядела и была ее нога на его бедре.
Поделиться102015-05-26 13:14:26
Надежда, как водится, умирает последней. Во всяком случае в голове его подруги, так удачно прижатой к шкафу, эта самая надежда еще должна была теплиться. Он остановится, прекратит, перестанет и возьмет себя в руки? Постепенно угасай, оставляя лишь слабый отблеск, тая...
Золотое правило - если что-то начинать, то обязательно, как минимум, зайти далеко.
Но их поцелуй прервался неожиданно, ее губы ускользнули, спасаясь, задирая голову. Но вошедшему в кураж хищнику не составляет труда настигнуть новую жертву, преподнесенную едва ли не на блюдечке. Губы касаются шеи, обдавая кожу жаром и страстно впиваясь, задевая кожу клыками, чуть надавливая на нее. Будь у него желание ее убить, он выбрал бы самый кровожадный и неприятный способ. Поцелуй. Второй. Третий. Медленно, растягивая удовольствие и мучая, его губы спускались вниз, обжигая прикосновениями и оставляя после себя красноватый след. Еще не до конца угаснувший рассудок удерживает его от желания оставит след на ее нежной коже. Зачем ему более ярое сопротивление?
- А какого черты та мне этого не позволяешь? - язвительный и немного странный голос, хрипящий от смеси похоти и ярости. Его игра началась, а ставка свобода от его вспыхнувшей внезапно властью.
Ладонь чувствует холод метала. Не удачный атрибут для ее тела в подобный момент. Будучи маньяком-насильником, а не потерявшим контроль над собой другом, он бы не задумываясь вырвал все лишнее из ее пупка, заливая все кровью. Но, от злости он лишь надавливал на кожу кончиками пальцев, скользя и чуть царапая кожу.
Он подхватывает ее ногу, грубо сжимая пальцами бедро, приподнимая выше и прижимая к себе. Он подался вперед, лишь сильнее прижимаясь и упираясь пахом к ее телу. Ее одежда ему мешает и желание сорвать все к чертям загорается в его голове под радостный и голодный вой внутреннего зверя. Сидеть животное, ей еще нужно будет уйти от сюда.
Рука покидает свое временное пристанище. Вверх, цепляясь за края ткани и сильнее задирая, обнажая все новые участки кожи. И пока его губы заняты ее шеей, покрывая каждую клеточку кожи своим прикосновением и гуляя вверх вниз, а ладонь скользит все выше, он понимает всю не удобность положения, в котором они оказались благодаря ему. Нежелание дарить ни секунды свободы ее рукам мешает ему избавится от верхней части гардероба. Он не хочет получать пощечину, но не отпустив рук, кофты не стянешь. А пока его руки будут еще подняты, что бы избавиться от ненужного, она вполне может попытаться оттолкнуть его и если он потеряет устойчивость, Эмма просто сбежит.
Очередное рычание, пальцы сжимают ткань ее кофты. Усилие мышц на его руке и ткань просто рвется, превращая кофту в тряпку для мытья пола. Он разжимает пальцы, позволяя ткани упасть на пол рядом. Оторвавшись от ее шеи, он чуть отдаляется от нее, в эту же секунду заскользив по ее телу голодным взглядом и довольно ухмыляясь.
- Упс? - наигранность и наглость короткого высказывания, поражает. Тонкий намек, что вещь оказалось просто китайским ширпотребом и случайно порвалась от неловкого движения его руки и что он якобы не хотел. А на деле, ему к черту была не нужна эта кофточка, что бы как-то с ней церемонится и брать в расчет недовольство прижатой к стене дамы. Он уже не считался с ее желаниями, остальное никому не нужные мелочи, разве что теперь Эмме придется идти домой в его олимпийке.
А теперь, когда она лишилась части свой защиты перед ним, он продолжит. Губы вновь вернулись на ее шею, вновь его ожидал путь вниз, полный новых открытий. Ладонь легла на ткань ее бюстгальтера. Он сжимает ее грудь через белье, стараясь не причинять боли своей грубостью и не сдержанностью. Но и этого уже мало. Мысленный процесс уже далеко впереди, пока он догоняет, сталкиваясь с мелочами сопротивления.
Когда его губы добираются до новой цели, он просто задрал черную ткань, обнажая грудь. Не смотря, действуя по памяти, он добрался до одного из ее сосков, обхватывая губами.
Он не желает тянуть. Сейчас она слишком лакомый кусочек, что бы терпеть и тянуть. Ладонь по телу вниз, к ее джинсам. Ремня нет. Его пальцы возятся с пуговицей, но он рад этой возне, которая тормозит и оттягивает скорый финал картины. Старые враги всегда рады встрече, что бы померится силами. В этой возне его губы вспоминают, что обе руки заняты своим делом. Осторожно зажав зубами затвердевший от ласк сосок, он оттягивает его и разжав зубы, выпускает из плена своих губ, перебираясь на второй и пленив его, повторяет свои махинации.
Пуговица во время поддается, расстегиваясь и лишая его возможности ее оторвать в порыве этой животной ярости. Молния расходится достаточно быстро. Чуть спустив ее джинсы, он открывает ткань ее трусиков.
Даже ему становится слишком жарко в этот безумном порыве. Он убирает руку с ее тела, хватаясь за край своей расстегнутой олимпийки и дернув, молния расходится, раскрывая торс, встречая кожей прохладу воздуха...
А до того момента, когда он возьмет то, что ему нужно, оставались считанные минуты..А что до Эммы...К ее сожалению, ее выбор остается не велик...
Поделиться112015-05-26 13:14:34
Взамен ее губ он тут же находит своим дыханием ее шею. Целует так, будто хочет загрызть ее прямо здесь и сейчас - или понаставить на нежной коже ряд красных следов, кричащих о том, что он, Зельман Клок, добился большего, чем тот ее невинный поцелуй тогда, на той глухой лестнице раннею весной. Она чувствует, как его резцы с клыками задевают то, что целуют его губы, и от этого по ее спине ползет предательская мелкая дрожь. Эмма вжимает голову в плечи, стараясь прикрыться и не даться ему - бесполезно, она не может повести плечом из-за прижатых над головой кистей. Черт. Он упирается в нее собой, задирая согнутую в колене ногу еще выше; вторая нога от этого подкашивается - она имеет всего одну точку опоры, в остальном почти повисая на его руках. Боже, окажись на его месте другой мужчина, она бы уже стонала под ним. Но не Зельман - ему она не сдастся, она держит свои кардоны, и с удовольствием опускает ногу, снова пытаясь втиснуть ее меж его ног. Не получается, она матерится, теперь их ноги стоят шашечкой. Эмма почти привыкает к его поцелуям и ладонями, искренне стараясь не подавать виду не смотря на то, что дыхание и ее становится жарче.
Рычит по-звериному в ее шею - ей щекотно и отвратительно одновременно. Под широкой ладонью живот поджимается, почти проваливаясь под ребра. Накрывает пупок и зло царапает вдоль косых мышц. Эмме становится страшно - убьет он ее еще здесь, ненароком.. Чувствует давление на плечах, поворачивает голову и видит перед собой его висок. Еще сильнее - шов впечатывается в ее плечи, оставляя на них красный след. Еще немного и резким движением он срывает разошедшийся по малейшей погрешности в покрое пуловер из слишком тонкого, как оказалось, хлопка, на прощание оставив на левом предплечье кусок рукава. Эмму это злит, затуманивая страх и мелкую дрожь возбуждения, заставившую ее недавно чуть выгнуть спину. - Засунь-ка ты в задницу свое упс! - она отрывается от дверцы одним боком, снова пытается избежать его поцелуев, - Поигрался, и хватит. Отпусти, говорююю!.. - девушка почти взвыла в его объятиях, задирая голову.
Зачем она проколола соски? Сжатое грубой рукой полушарие пострадало - сначала от боли перекрученной штанги, затем - от накатывающего возбуждения. Все было сложно - ладонь через тонкую ткань катала сосок на пальцах, Эмма выдыхает тихо и жарко. И проклинает себя за нашпигованность металлом и такую податливость уверенным мужским рукам. Она изо всех сил старается не простонать, как только его губы находят соски. Косточка бюстгалтера на грудь больно давит сверху, чего сама франуженка, в общем-то, практически не чувствует за теплом, заполняющим ее нутро. Что ни говори, а желания она свои привыкла чтить, и теперь боролась не только с черезчур настойчивым Зелом, но и с собой. Она еще сильнее отворачивает голову, прикусывая до боли кожу на предплечье - ей это кажется хорошей идеей, но, кажется, не помогает. На щеках выступает румянец. На предплечье белеют следы зубов. От отчаяния Эмма больно ударяется затылком о дверцу шкафа, а тело - существующее сейчас, кажется, отдельно от разума, извивается под ладонью: бедра назад и выше, спину теперь представляя широкой дугой. Она ненарочно позволяет себе звучный выдох, когда оттянутый сосок упруго возвращает груди правильную форму.
Его пальцы елозят и копошатся всего где-то выше лобка. Эмма подается бедрами в стороны, пытаясь стряхнуть его пальцы. Все же, это слишком уже интимно... Не смотря на ее старания, плотная ткань джинс неохотно сползает с бедер, стыдливо обнажая хлопковые трусы ярко-желтого, прямо канареечного цвета. К своему стыду она по-подростковски одевала верх и низ от разных комплектов. Она пытается свести ноги вместе, но встречает его колено, отставленное здесь кажется как раз именно за этим. Снова - черт. Ее грудь начинает вздыматься чаще: физиология всегда сильнее психологии.
Его рука пропадает, он отстраняется на сантиметры. Бедра чувствуют мнимую свободу, она косится вниз про себя восхищенно выдохнув его фигуре. Нет, не смотри, не думай - этот торс принадлежать тебе не должен, выбрось все мысли о том, сколько на нем можно оставить царапинок... Эмма делает над собой усилие, почти повисает на руках, когда выворачивает бедро и поворачиваясь в его руках. Кисти болят, перекрещиваясь в запястьях. Она упирается в его бок бедренной костью, почти повернувшись к нему боком. Если он раздевает себя - дело уже не в просто полапать, а в чем-то более серьезном. Француженку это пугает, она кряхтит, снова пытаясь вырваться. - Да ну хватит тебе, ну.. - Она тянет, пытается заговорить его, может, он отступится, отпустит жертву? Она снова поднимает колено, пытаясь вместить его между ними, и опять упирается в его бедро, пытаясь его сдвинуть от себя...
Поделиться122015-05-26 13:14:41
К сожалению этой девушки, Зел не отступится услышав недовольный вопль или возглас. Это такие мелочи, что он просто не обращает внимания на эти вещи, а подобные фокусы срабатывают, наверное, на робких или просто податливых мальчиках, которые тут же, сдаются, как-только дама показывает свой норов. Но он другой. Наглый и грубый, как типичный представитель касты сильнейших, порой прилагательное "типичный" применимо даже к нему.
Но ее фразы летят мимо, он даже не обращает на них внимания, пока его рука уверенно действует на ее теле. Он знает чего он хочет и от кого. И если Эмма все еще удерживалась за старое, в спешке выставляя хрупкие баррикады, то он, идя на пролом, сбивал их, уничтожая за ненадобностью. Цепляться за прошлое, когда впереди весьма азартное настоящее, глупо. Да и к чему эти обманные маневры? Сейчас, до него не достучаться. Его сознание в плену инстинктов заложенных предками на уровне генов и методы его столь же грубы и эгоистичны. Но Зел находится лишь в нескольких сантиметрах от того, что бы раскрыть ложь. Так может все-таки сдаться, Эмма? Вдруг это погасит его интерес и зверь внутри, скучно зевнув, уляжется себе спать, выразив свою незаинтересованность в тебе как в женщине недовольным сопением? Но ты выбираешь нужную ему дорогу. Спасибо.
Привитая ему наблюдательность помогает не потеряться в слепоте его ярости. Все тело, даже с затуманенным рассудком действует слажено, собирая и перерабатывая информацию. Тело девушки говорило да, когда как сознание все еще сопротивлялась. Ждать осталось всего ничего, какие то сантиметры ткани.
Совершенная им ошибка позволяет ей повернуться и он бросает на нее воистину уничтожающий взгляд. Нет, сейчас это не тот Зельман к которому она так привыкла. И тот Зел никак не сможет ей помочь, он просто вырублен, пока насильник решил сделать свое грязное дело над подругой.
- Заткнись. - тон его голоса словно ледяная сталь разрезает напряженную атмосферу. Радужка его глаз, казалось, сменилась с привычной коричневатой темноты, приобретая кроваво-красные оттенки. Ладонь ложится на ее талию и он вновь, грубым движением, прижимает ее спиной к двери шкафа. Склоняя голову, он лишь задевает ее губы своими. Поцелуи ему более не интересны. Податливость? Сейчас Эмма могла бы засунуть ее туда же, куда предложила ему засунуть свое "упс". Он вновь накидывается на ее шею, жадно целуя и кусая ее кожу. Ладонь скользнула по коже вниз, ловко проникая под ткань ее трусиков, а его колено врезалось промеж ее ног, заставляя их раздвинуться, что позволит его пальцам действовать так, как ему было нужно. Ее тело это самый настоящий предатель, сдает ее всю. И сейчас, из насильника, ему предстоит сыграть роль спасителя, спасая девушку от не нужных оков. Он конечно намного лучше знает, что и как Эмму нужно в данный момент. Иначе просто не могло быть, раз уж его рука, почувствовав загорающееся желание во влажности ее тела. Подушечки его пальцев скользили то вверх, то вниз, то и дело пробираясь внутрь, раздвигая стенки ее половых губ, а губы вновь обхватили один из сосков, во рту ощущался привкус метала, на который изначально он не обратил внимания. Недовольно рыча, этот дикий зверь продолжал свои ласки, кусая, сжимая губами и лаская кончиком языка, оттягивал, разжимая губы, отпуская и принимаясь за свои ласки по новой. Нет, какого черта она так над собой издевалась? Все это железо мешало ему, раздражая и зля сильнее. Так какой к черту отпусти, когда эта тварь злит его еще больше? Нет, теперь, он точно ее не отпустит. А его пальцы резким движением погрузились внутрь ее тела, с животным напором, до конца, с силой прижимаясь ладонью к ее коже.
Шерсть на волчьей шкуре встала дымом, а сам зверь зло рычал, продолжая ласки груди. Нет, был лишь один вкус металла, которому было позволено находится в его рту. Это кровь. Его зубы до боли сжимают один из сосков, наказывая ее за проколотость и он, опустив на свободу соски, принялся целовать кожу ее груди, кусая, впиваясь губами и, не замечая того сам, оставлял на ее коже алые следы. Можешь верещать сколько угодно, показывая свое недовольство, ему плевать. Сейчас, для тебя он самый худший кошмар, который открывает замки, откладывая в памяти проходящие моменты. И пока его рука так крепко держит твои руки прижатыми, ему нечего опасаться. Он будет безнаказанно мучать тебя, заставлять себя ненавидеть, удовлетворяя себя,ни во что не ставя твои собственные желания о прекращении. Это месть зверя, которого ты старалась держать от себя подальше, огородившись от него метровыми заборами стен.
Его пальцы продолжают двигаться в ее теле грубым и резким напором. Но его цель достигнута, значит, можно покинуть эту манящую влажность ее тела. Ты хотела свободы? Хотела что бы он прекратил? Что же...
Он отпускает ее руки, а на губах застывает усмешка. Лишь на секунду он дарит ей лживую надежду на вернувшееся благоразумие. Секунда свободы перед падением в пропасть. Он хватает ее за ягодицы, до боли сжимая их, резким движением разворачивает ее к себе спиной, а пальцы сразу же хватают ее волосы. Он заставляет ее прижиматься к дверце, упираясь в нее своей грудью и лицом. Как и положено маньяку, он лишает ее степеней свободы, держит за волосы. Он груб и вытворяет с ней все что хочет. Точнее пока не все. Свободная ладонь ложится на ее бедро, заставляя сделать пару шажков на встречу к нему. Если девушка попробует дернуться, она пожалеет об этом. В доказательство он сжимает ее волосы, дернув за них. Покажи ему остатки своей гордости, не моля о пощаде.
Его рука, сильнее спустив ее джинсы, покидает бедро, он спускает с себя штаны вместе с трусами, освобождая возбужденную плоть и прижимается ее телу, начиная издевательски тереться о заветную складку на трусиках. Но оттягивать и без того оттянутый на долгие месяцы момент ни к чему. Отодвинув последнюю преграду в сторону, он прикасается к ее телу самым кончиком возбужденной плоти, упираясь. Последние секунды перед пропастью. Отступать поздно и просто не простительно. Резкое и грубое движение бедер и он погружается внутрь ее тела, до самого конца, замирая на доли секунды, прежде чем начать свои грубые движения. Он тянет ее за волосы, заставляя запрокинуть голову. В своем насилии он берет ее так, как имеют податливых шлюх, продающих себя за бокал чего по крепче и пару купюр. Никому не интересны желания этих барышень, получив желаемое, будь добра отработай, позволяя окунуться в твой внутренний мир. Но ведь Эмма не была из тех барышень. Но маньяки действовали точно так же, они брали свою жертву, ведомые лишь своим желанием. И наплевать на разницу между шлюхами и обычными девушками. Все держали в руках денежные купюры. Значит, оплачено?...
И он довольно прорычал, прикрывая свои глаза с очередным резким движением...
Поделиться132015-05-26 13:14:50
- Заткнись, - и внутри все неистово низко падает, пульсируя сердцем в желудке. Нет, это все не шутка, не розыгрыш - становится без шуток страшно, было бы у нее адамово яблоко, оно бы ходило ходуном. Мужская ладонь с заведенными на скупой изгиб талии пальцами занимает по меньшей мере половину живота, и снова скрипит дверца чувствуя грубое давление ее спины. Эмма запрокидывает голову, со стуком встречая затылком плоскости шкафа. А он только обжигает дыханием приоткрытые негодованием губы, готовые целовать сколько угодно дабы обезопасить себя ниже широкой портретной рамки по нижним ребрам. Но снова становится пунцовой только нежная кожа шеи, безвыходно подчиняясь напору его укусов. Даже сейчас девушка цокнула про себя, ибо прощай пуловеры с открытыми плечами на следующие недели две-три. Но все, ну, хватит - отпусти ее уже ты, животное! Француженка подтягивается на руках, вжимает голову в плечи и извивается, пытаясь стряхнуть с себя хозяйствующие на ней ладони.
Не смей, не смей, не смей! Она молит всех известных ей богов за то, чтобы ладонь Зела прекратила свой целеустремленный ход, снова скользнув за спину и опускаясь на ягодицы, но он грубо подковыривает ногтями резинку белья и его пальцы исчезают под канареечной тканью. Эмма стонет, пытаясь свести ноги вместе и прекратить в себе эту какафонию возбуждения, обиды и злости; в результате лишь стонет, едва не плача, как только средний палец подушечкой дразняще ложится на клитор, безразлично скользнув по нему ниже и погружая в жаркую влажность ее промежности сразу два пальца. Она приподнимается на мысочки, но прижатая ладонь следует за ней. Слова не найдут отклика, она снова тянет запястья на себя, переступая через боль грубо прижатых кистей и стискивает колено насильника своими. Дыхание незаметно для нее же становится жарким, она прикусывает губу до металлического привкуса во рту. Грудь вздымается бешено, ненароком практически подавая сосок его губам на блюдечке. Девушка не сдерживает нервного стона отчаяния, возбуждения и боли, когда зубы пленят горошину соска в тесные объятия и затем выпускают. Тело вообще отдельно от разума: спина пошла плавной дугой, выводя вперед бедра, пока скользят внутри нее по выделениям костяшки его пальцев, грубо вибрируя внутрь и почти больно растягивая. Эмма тихо стонет, зажмурившись и сведя брови снова прикусывает кожу своего предплечья. На секунду это отрезвляет, она пытается приподняться и прижать поясницу к деревянной своей опоре, стыдясь того, что соки ее любви уже даже слишком увлажняют ладонь ее маньяка. Физиология - против нее не попрешь, к сожалению. Под ребрами в Эмме плачет маленькая девочка, злится киллер и один пугающий низкий хрипящий голос прокуренной красотки из фильмов про мафию и прочую бурду ясно шепчет кажется напрямую в ее сознание - Отдайся ему, позволь взять себя вещью, побудь куколкой на члене, он все равно попрет на тебя безо всякой нежности как локомотив..
Вразрез с мыслью, она чувствует как колятся свободой ее запястья. Эмма открывает глаза с неверием осознавая свою свободу и опускает руки. Огрызок рукава падает рядом с их ногами, она поднимает глаза к его очам, а те - плеохроируют в совершенно иных тонах. Они кажутся ей бардовыми; ее это пугает и сердце снова бьется в желудке, далеко под беспорядочно вздымающейся грудью. Поспешным движением она дергает вниз перемычку между чашечками ее белья, вкладывая в них грудь и наконец вбирает в себя воздуха на цельный вздох. Далее произошедшее было не то, что бы нежданным, то от этого не менее гадким. Пальцы резко сжимают ягодицы, стремительно разворачивая. Встречая щекой лакированую дверцу, Эмма пытается податься выше, избежать ладони на ее бедре - ее одергивают за волосы, спуская с небес на землю. Она скрипит зубами, и лишь натужный выдох со стоном негодования вырывается из груди, когда ее голову с такой решительностью запрокидывают. Бедра подаются навстречу его ладони, не имея иного выхода - у девушки нет точек опоры, пока заведя назад руки она пытается оттолкнуть, упираясь в низ живота пальцами.
- Ты сумасшедший! - ее голос хрипит, она пытается смотреть на него через плечо, и отпускает из груди чувственный выдох, через влажную ткань белья чувствуя его горячую плоть. Впрочем, и с тонкой полоской пояса ее верности он церемониться не стал, сдвигая в сторону. Девушка пытается избежать чувства горячей пульсирующей головки на половых губах, подаваясь вперед и вверх - ее одергивают за волосы и она практически подается навстречу первому грубому толчку. С губ срывается натужный стон, она зажуривает глаза и прикусывает губу, опять.
Она ломается на третьем толчке. Она не будет его молить, даже ее пальцы перестают упираться в его живот так колко, подкладывая одну ладонь рядом с грудью на дверцу шкафа, не позволяя его движениям ее расплющить.
Похоть берет верх. Отрицательные дистанции ломают всю ее систему обороны. Последние стены растаскивают по кирпичику. Ныне она чиста от предрассудков и прошлых заговоров. Он заполняет ее всю, там, внизу - и раз уж это нравится ей настолько, что мелкой дрожью идут колени, почему бы и нет? Не она потеряла друга, он теряется сам, наверное, пав жертвой ее либидо, пропитавывавшего его долгие месяцы их общения. Еще в марте должно было стать ясно, каковой будет дополнительная плоскость их общения. Француженка не сдерживает себя, и следующий толчок встречает ясным и долгим стоном, с трудом пробившимся через ее сорваное ко всем чертям дыхание.
Узкое тело, покрытое испариной накатывавшего волнами возбуждения. Она заводилась еще больше от того, что он брал ее как вещь, как тех, кого снимают в дешевых барах. Она даже смиряется со своей ролью, податливо изогнув спину: ягодицы чуть выше, пиковыми точками встречая его бедра. Чувствуй в ней свободу, она отдается тебе, не разочаровывай ее скорым концом, она тебе не простит, если ты сейчас отступишься. Она подается тебе навстречу, спуская ладонь к твоему бедру и чуть царапает его ногтями. Ее тело сегодня - твое. Ты доволен?
Поделиться142015-05-26 13:14:57
Будь осторожна в своих словах, высказывая их вслух, милая Эмма. В своем безвыходном положении, ты все больше рискуешь, позволяя словам слетать с твоих губ. Ты...Сумасшедший... Пробегающее в отголосках разума ясное эхо, теряющееся в пустых коридорах...Бессмысленные слова, которых Зел не простит тебе, ни за что и не сейчас. Но он молчит, ему уже не нужны слова, они заменяются непонятным пугающим рычанием. Он уже овладел ее телом, без спросу, игнорируя все и сметая на своем пути никому ненужные ветхие спешные баррикады. Он сумасшедший. Принимая истинность данных слов, он делается еще более грубым, хотя казалось куда уже...И если этой француженке и доводилась ощущать на себе предел человеческой грубости, то он переплюнет все, сдвинув возможную планку оценки выше. Ее рот не смог вовремя заткнуться, что бесит и злит, прокручивая в голове лишь два слова. Ты сумасшедший. Так наслаждайся безумием, пока у тебя есть возможность, поймать столь удачный момент. Твоему рту позволено стонать, больше слов он не потерпит.
Ее оборона, пусть и предсказуемо, но рушиться слишком быстро. Еще время назад могла себя спасти сдаваясь без боя, но сейчас, втянувшись в игру, более не имеющую смысла, он не остановится так просто. Без права вернуться назад, подхлестываемый собственным желанием владеть, грубо и резко. Ему больше нет смысла держать ее, лишая возможности побега. Сдавшись, она отбивает часть своей свободы. Жар сковывает тело, а мышцы напрягаются, ткань олимпийки прилипает к его с потевшей спине. Он не задумываясь избавляется от нее, скидывая куда-то на пол, но прохлада не остужает его пыл. Избавившись от сковывающего тело чувство, он возвращает руки, вновь зарываясь ладонью в ее волосы, жадно сжимая их в своем кулаке. И раз уж эта сука не смогла сыграть свою роль до конца, сдаваясь на его милость и отдаваясь взаимным диким желаниям, он возьмет свое по полной, охотно выдав ей новую роль.
Взгляд скользит по ее спине и плечам. Ткань ее лифчика бесит, заставляя клыки обнажаться гневным рычанием. Рука соскальзывает с бедра, пробегаясь по изгибу ее спины, вдоль позвоночника, вдавливая кожу в попытке царапать. Грубое движение пальцев и застежка на лифчике поддается, распускаясь. Он откидывает ненужные полосы ткани, спускает лямки с ее плеч и вновь скользит по ее телу жадным взглядом, наслаждаясь чистотой ее спины, избавленной от грязи одежды и белья.
Сейчас она представляется ему в образе богатенькой шлюхи, заставляя его действовать грубее и стремительнее. Сложись все иначе, он был бы с ней нежен и ласков, действуя в попытке угодить им обоим, но сейчас...Сейчас он с гордостью и остервенением голодного зверя берет свое без всяких угрызений совести.
Его рука вновь тянет ее за волосы, заставляя ее спину выпрямиться, оторваться от стены. Прижимая ее к своей спине, отпускает ее волосы, перемещая ладонь вниз, накрывая кожу ниже впадинки пупка. Подушечки указательного и среднего пальца свободной руки пробегаются по мягкости ее губ, бесцеремонно погружаясь и утопая во влажности ее рта. Теперь она должна мычать в удовольствии, занимая свои губы. Он слишком жаден, что бы позволить себе наслаждаться чем-то одним...
Сейчас даже не волнуют такие мелочи, как недокрытая дверь в подсобку. Это заставляет ухмылку на его лице стать более пошлой. Возможность быть застуканным кем-то будит в нем новые нотки азарта. Если сюда кто-нибудь войдет, пожалуй, он даже развернется, что бы вошедший смог лицезреть все что происходило. Покачивающуюся в движении грудь, встречные движения ее бедер, то и дело скрывающаяся длина его плоти, ее податливые губы. Если лучшая защита нападение, то застукавший их просто убежит от такого поворота событий, а красноволосый продолжит, выбрав какую-нибудь новую позу. В этой комнате было где разгуляться...
Его рука соскальзывает вверх, скользя по животу и перебираясь на грудь. Его пальцы грубо мнут небольшую выпуклость ее груди, жадно накрыв ее своей ладонью. Склонив голову, он ловит мочку ее уха, зажимая своими губами и принимаясь ласкать кончиком языка. Но однообразные игры с добычей надоедают слишком быстро. Он вновь заставляет ее прогнуться в спине, вновь ее руки и грудь упираются в бедную расскрипевшуюся деревяшку. Найдя новый способ мучения, он покидает ее тело, погружаясь в нее вновь грубым и резким движением, вновь выходит и снова погружается, с хлопком прижимаясь к ее ягодицам. Раз за разом он повторяет эти нехитрые манипуляции, постепенно теряя свой интерес.
Его движения вновь непрерывны, без мучительных побегов из своего пристанища. Тяжелое и прерывистое дыхание окончательно сбивается ко всем чертям, затуманенный разум не видит ничего, кроме границ ее измученного им тела, и не слышит ничего, кроме ее стонов, смешавшихся со скрипами прогибающейся под его напором несколько сантиметровой деревяшки.
Если бы он мог думать о чем-нибудь другом, он бы отметил, что кому-то не мешало бы смазать петли.
На ее ягодицах он видит следы своей ярости, красные следы его пальцев до сих пор не сошли, приятно радуя глаз. Не контролируя силу, он наверное смешивал боль и удовольствие в один коктейль чувств, с радостью позволяя француженке испробовать его вкус. Результат видимо был ошеломительный, раз она радует его музыкой своих стонов.
Чувствуя свой предел, он вновь вцепился в ее волосы. Не желая заканчивать все так...А собственно как? Давно потерявшись во времени, он не старался выцепить ход минутной стрелки на часах, которых в добавок еще и не было. Она что, не могла предусмотреть ход событий и повесить тут эти чертовы часы? Ни в чем не виноватая девушка вынуждена страдать за любую мелочь, которая сумбурно всплывет в его голове. Глупая слепая и неоправданная ярость...
Как-то резко он прекратил свои движения, выскальзывая из ее тела. Схватив рукой за плечо, а второй продолжая держать за волосы, он грубым движением повернул ее к себе лицом, тут же заставляя опустить девушку на колени. Подними на него свой взгляд и ты прочитаешь в его взгляде короткое приказное слово. Но ждать пока девушка придет в себя от столь резкой смены положения никто не собирался. Крепче сжимая волосы, он прижимает кончик возбужденной плоти к ее губам. Очень тонкий намек должен был быть понятен без лишних слов. И вновь он дарит ей возможность выбора. Принужденная она должна либо сделать все добровольно, либо он вновь возьмет желаемое сам. Но ведь ни к чему лишние страдания, особенно когда все не прекратиться столь желанным этому дикарю действием. О нет, планы на сегодняшний неожиданно приятный вечер у него были чуть меньше, чем наполеоновские. Не зря же люди старались, расставляя по комнате различные объекты мебели...
Но сейчас, он смотрел на нее горящими от похоти глазами, в котором застыло лишь одно короткое грубое слово...
Поделиться152015-05-26 13:15:06
К черту ломаются столпы ее души, пока она, прижатая грудью к шкафу, пытается набрать в грудь воздуха на вздох. Что, черт подери, они делали? Они ставили крест на всем, что выстроили ранее. Или не на всем? Что будет после этой подсобки дальше чем через полчаса, которые понадобятся им, чтобы разойтись по комнатам, она не знала. Да и не могла знать, не сейчас. Ей не хватает кислорода: он весь уходит на тот стон, когда Зел погружается в нее до конца, встречая ягодицы шлепком своих бедер, и замирает на мгновение, дрожа.
Она приподнимает плечи, улучив момент его отстранения, и просто позволяет белью упасть под ноги. Его ладонь цепляется за бедро, нажимая на него; волосы тянет, Эмма не может закрыть рот хотя бы потому что подбородок сводит из-за напряженной шеи. Она стонет, прогибаясь, и бледное скупое тело, видимо опороченное сейчас только раскинувшейся на боку татуировкой, в теплом свете старой лампы и покрытое испариной, непривычно приобретает вроде бы даже загорелый оттенок. Угольные пряди волос, выбивающиеся из его мертвой хватки, падали на спину ниже плеч - на лопатки, порывистым скольжением кончиков каждый раз, когда красноволосый вжимал ее грудь в дверцу, щекоча кожу.
В голове полный туман. Ей хочется сбежать от этого давления, хочется остаться и испытать все до конца, бежать не оглядываясь, хочется выстанывать его имя.. Но в мыслях скользит ненависть к нему, такая детская, обиженная ненависть. За что боролась - на то и напоролась; о чем она думала, кокетливо стреляя глазками в сторону шапошника? Исчезнувшая ладонь в волосах позволила ее голове рухнуть и хоть как-то смочить пересохшее горло слюной и облизнуть губы, которые от сухости почти трескались. Но ее снова вздергивают, и от этого стон получается слишком громким, чтобы остатся в границах незакрытой подсобки. Она лишь надеялась, что никто не посмеет войти в актовый зал.. Впрочем, все это волнение было столь мимолетно в ее голове, что было как-то даже наплевать. У нее дрожат колени, друг или недруг, что сейчас почти не понятно, остервенело трахал ее на всю длину своих достоинств - какая к черту разница, кто их увидит?
Ее лопатки падают на его спину, когда она выгибается дугой. Волосы растрепаны и спутаны в его мертвой хватке, но сейчас она снова ненадолго замолкает, пытаясь сглотнуть хоть что-то, в горле колется сухость. Под ладонью живот напрягается, она изогнулась еще круче, практически обнажая ребра. Тепло его пальцев касается чувствительных сосков, и она вновь стонет, крепко зажмуриваясь. В уголках ее глаз блестят слезы, когда Зельман тяжелым дыханием горячо ласкает ее шею, опасно приближаясь к уху. Нет, ее не хватит. С таким энтузтазмом ему нужен гарем, а не одна тощая игрушка. Полуоткрытые губы принимают подушечки его пальцев с готовностью, позволяя упасть в жар ее рта. Она скользит по ним язычком, обводя каждый и оба вместе; запрокидывает голову, скользя по подушечкам нижними резцами. Ее губы обнимают его костяшки, и до его ушем доносится теперь только почти довольное мычание.
Она бы молила его перестать, одуматься, отпустить... Она забывает все слова, когда снова падает грудью на дверцу шкафа. Ее руки беспорядочны в движениях, то подкладываясь рядом с грудью, то скользя по телу, назад, упираясь кончиками пальцев в стремительно настигающие ее бедра. Колени подкашиваются: Эмма поддерживаема только грубо сжимающей ладонью. Она открывает в себе новое, впервые столкнувшись с этой грубостью, и не то, чтобы ей это не нравилось.. Даже, скорее, наоборот. Она снова прикусывает костяшку указательного пальца, чтобы не вскрикивать каждый раз, когда плоть ее насильника погружается в нее заново, резко перед этим покидая ее измученное им же тело. На спине и ягодицах, плечах, груди, шее - везде можно найти следы если не пальцев, то губ и зубов. Он помечал ее, горделивый самец, добравшийся до желанного. А вот желанное совсем не хотело быть больше желанным - но кто ее спрашивает?
Она снова ясно стонет, когда возобновляется эта бесконечная гонка его бедер и покачиваний ее груди. Он брал ее, как шлюху; так, словно уже заплатил за полчаса физиологического счастья и торопился не упустить ни минуты.. А Эмма не могла сохранить даже ясность мысли. Единственное, что мучило ее - джинсы. Во вспотевшее тело они врезались и елозили, как наждачка. Его ногти царапают ее бедро, вторая ладонь больно тянет за волосы, ее тело идет мелкой дрожью, он погружается в нее так глубоко, что она чувствует, как бьются его уже поджатые бубенцы о ее клитор. Горячо, слишком горячо... Она изгибает спину слишком сильно, протяжно стонет и оргазмирует, прижавшись грудью к скрипящей дверце шкафа и об нее же ломает ноготь, пытаясь держаться хоть за что-то. Волна неги разливается по телу, ей блаженно и немного лениво. Всего мгновение. Ее поджимающееся нутро не было никакой преградой для кареглазого, и он продолжает сношать ее в дикой спешке. Она снова в этом участвует, не отойдя толком от оргазма.
На колени она буквально падает, не понимая, что происходит. Первое и последнее, что она увидит - головку, приближающуюся к ее лицу. Ей бы посмотреть на его лицо, послать уничтожающий взгляд.. Но она не хочет его видеть. И слышать тоже. Посланное вдогонку движениям ее затылка она игнорирует.
В нос ударяет терпкий запах ее выделений. Эмму это нисколь не смущает, когда она уверенно встречает его член податливо высунув изо рта язык. Чуть потерла самую оконечность, потомив.. Круто и скоро она обводит ее, и, когда она вновь ложится на нежную шершавость, позволяет скользнуть по ней же в жар и влагу ее рта. Поспешно, девушка подается вперед, практически уткнувшись носиком в его лобок и замирает на пару секунд, затем столько же стремительно снимаясь с достоинства. Давая себе несколько вздохов, она нижней стороной языка скользит от головки до самого основания, затем вверх, неспешно, по траектории напряженных жилок, слагающих весьма странный и витиеватый узор. Сомкнутыми губами, она чмокает плоть, позволяя скользнуть ей внутрь, снова, теперь обнимая его плотным кольцом губ. Руки, не находя себе места, сначала цепляются за резинку его брюк и белья, затем просто подталкивают их, заставляя окончательно упасть на ступни. Ее ногти скользят вверх от коленей, хоть чуть-чуть разбавляя эту ненормальную страсть мимолетной нежностью. Скользят назад, на ягодицы, ощутимо царапнув их, и выше. Ее затылок в то время весьма неритмично срывался по его длине то вниз, то вверх, замирая нежданно то там, то там, то посередине. Позволяя выскользнуть всему, кроме головки, она нажимала на нее языком, заставляя потереться о нёбо. Брала за щеку, или снова вытягивала изо рта воздух, и буквально сосала его как чупа-чупс. Его ладони снова берут вверх над ней, нажимая ей на затылок. Конец всей ее нежности, и пусть так. Она опускает подбородок, не позволяя нежной кожице встречаться с ее резцами, и сильнее царапает его бедра, держась за них и зажмурившись еще сильнее.
На затылок жмут настойчивее, она подчиняется, уткнувшись носом в его лобок и изо всех сил борясь с рвотным позывом. Она слышит где-то наверху, за стучащей в ее ушах кровью натужный рык и звучный выдох, когда горячее терпкое семя выстреливает непосредственно в гортань. Она не борется, лишь пытаясь сглотнуть эту горечь скорее, чтобы не захлебнуться - даже несмотря на то, что сглатывать ей откровенно не нравилось. Его тело продрожало в ее руках, хватка на затылке ослабевает.. Она поспешно отгоняет его руки своими, как мух, взмахом, и подается назад, соскакивая с члена колечком губ и закашливается коротко, оседая ягодицами на пятки. Утирает тыльной стороной ладони с подбородка и уголков губ слюну, в движении сочащуюся хоть немного но неизбежно и капельку спермы. На другую, сорвавшуюся с головки и мерзко застывавшую теперь на ее колене, она даже не обратила внимания.
Она наконец открывает глаза, подняв взгляд затуманенной синевы к его лицу. Она устало и бессильно горбится. Губы дрожат, а под левым глазом красуется развод от туши. Она не молит его отпустить этим взглядом и тем более не произнесет этого вслух. Она просто смотрит на его поджимающие скулы, надеясь - всё?..
Поделиться162015-05-26 13:15:14
Он наконец-то может расслабиться. Добровольно сдавшись в плен ее губ и языка, ему не нужно больше держать ее мертвой хваткой. Она сдалась на его милость и больше не сопротивлялась, послушно выполняя немые приказы. Его руки мирно покоятся на ее голове, пока ему нет нужды вмешиваться в процесс. Этот акт для него слишком интимен и всегда должен проходить по тому сценарию, который готовит сама дама, упорно ласкающая его возбужденную плоть. В этом акте насилия он дарит ей свободу, позволяя разыграться и действовать самостоятельно. Он прикрыл глаза, наблюдая за ее стараниями, впиваясь клыками в свои собственные губы. Еще немного и он уже не сдерживает своего голоса, позволяя себе стонать. Они меняются местами и этот зверь насильник стонет, словно он самая настоящая девочка-девственница, которая делает шаг на встречу сексуальной жизни. Кто бы мог подумать, что за грозным рычащим зверем скрывается столь нежное создание. Его лицо раскраснелось, а дыхание сбилось окончательно. От удовольствия он уже не знал, куда себя девать. Пальцы искали спасения сжимая волосы в кулаках и распуская, сжимая и распуская. Дрожь за дрожью до его сознания доносились тревожные сигналы того, что скоро предел. Что еще немного и все это закончиться. Он пытается рычать, сильнее впиваясь клыками в свою губу, но за место рыка с губ срывается очередной стон, слишком откровенный...Его тело сдается так же, как некоторое время назад сдалась сама Эмма. И раз уж он обречен сгинуть в своем собственном беспомощном состоянии, то он сделает это, вернув власть в свои руки. Он давит на ее затылок, заставляя действовать активнее. Все его мышцы напряглись в предвкушении окончания этой волшебной и приятной истории. Оставалось еще тридцать секунд до Марса, прежде чем он позволит влажности и мягкости ее рта и языка победить. Зажмурившись, он запрокидывает голову назад, позволяя себе не выдержать, прижимая ее голову к своему телу...
Его отпускает. Он открывает глаза и вновь поднимает голову. Свобода. Он смотрит на ее лицо, сдерживая в себе желание спустить все до капли. Ведь образу так не доставало правдоподобности. Заканчивая, он пачкает собой ее губы и подбородок, поднимая уголки губ в довольной усмешке. Представление можно было считать оконченным, не хватало лишь вспышек фотокамер в момент вершины ее славы.
И Зел смотрел бы на нее с благодарностью, а его губы прошептали бы тихое спасибо, но не в этот раз. Эмма выбрала себе другой путь и благодарить ее было не за что. Акт доброй воли прошел по призыву его рук, это не заслуживает даже тени благодарности...
Но что же это такое? Он смотрит в ее глаза, улавливая в них....Надежду? Элитная шлюха смотрит на него с надеждой на избавление от мук? Это настолько мило, что его глаза...Добреют? Его взгляд больше не такой пылающий и властный, возвращались привычные его взгляду ноты. Чуть нахальства, вызова, снова он смотрит на свою, кхм, подругу?
Пелена бешенства спадает, освобождая разум. Что же он натворил? Позволил своим желаниям завладеть им, наброситься на бедную француженку и воспользоваться ею по полной программе. Будет ли он жалеть об этом, просить прощения? Конечно же нет. Он был из тех, кто получает свое рано или поздно. И если сейчас он позволит себе извиниться или позволит хоть секунду сожаления, то все это окажется действительно гиблой затеей. Так он потеряет Эмму навсегда. В качестве всего, что только можно. У него просто не хватит духу смотреть ей в глаза после такого.
Зел осторожно обхватывает ее приподнятый подбородок своими пальцами. Он притягивает ее к себе, заставляя подняться с колен.Второй рукой он обнимает девушку за талию, бережно прижимая к себе ее измученное им же тело. Теперь, он ласков и нежен, аккуратен. Почему она сразу не отдалась ему добровольно? Тогда он бы подарил ей нежность. Никакой грубости в действиях и словах. Ничего. Бережное отношение как к чему-то хрупкому...Он не отводил взгляда, смотря в ее глаза. Голова склонилась накрывая ее губы. Его поцелуй нежен и мягок. Он ощущает свой собственный вкус на ее губах, пробегаясь по ним кончиком языка и это греет его самолюбие. Нет, ему никогда не было противно целовать девушку после завершенных ласк. Все-таки это его вкус, ничего зазорного в этом он не видел. У всех свои нюансы.
Вышагивая из своего белья, он не спешно делает несколько шагов назад. Поцелуй не разрывается, не становится грубее, на удивление он все-так же нежен...Лишь уголки губ подняты все в той же ухмылке.
Резко развернувшись, он отрывается от ее губ, толкая ее в сторону стола. Верно рассчитанное расстояние и Эмма упирается в этот самый стол своими ягодицами. Шаг к ней, руки вновь на ее плечах. Он заставляет лечь ее на стол, пробегаясь руками по телу, вниз, добираясь до не снятых джинс. Рывок и последнее, что было на ней слетает на пол, оставляя девушку обнаженной. Снова он груб с ней. Его руки притягивают ее к краю стола, он раздвигает ее ноги, вновь оказываясь промеж их, вновь готовый обладать ею. Очередная клоунада прошла на ура, если в его нежность и старый добрый взгляд поверили. А если нет, то не страшно. Исход один. Новая плоскость отношений, сменившая шкаф на стол.
- Ты правда думала, что это все? - в его голосе насмешка, а в словах нотки обиды. Неужели Эмма посчитала Зела настолько хлюпиком, что ему хватит одного раза? Святая наивность. Он слишком ненасытен, что бы ограничивать себя каким-то жалким разом. Карусель страстей вновь запустили по новой, когда он вновь погрузился в ее тело сделав одно резкое движение. Одна его рука скользила по ее ножке, прижимая ее к своему телу, застывая где-то на коленном сгибе, второй рукой он держался за ее грудь, сжимая ее.
Но теперь, когда он выпустил пар, его агрессия могла казаться непонятной. Ярость прошла, но он вошел во вкус? Нет. Просто эта сука посмела смотреть на него с надеждой. И теперь он должен был вновь напомнить девушке ее место, вновь показать ей, кто она в данный момент. Он давно не видел перед собой хорошей подруги, с которой можно было поспорить о том о сем, это давно была не Эмма. Сейчас он брал шлюху с выдуманным именем. Какая разница, что это одно и тоже лицо? Надев маску, отыгрывай ее до конца. Вот именно поэтому...именно поэтому он продолжал быть грубым. Словно избалованный ребенок, сейчас он наказывал свою игрушку за то, что та сломалась, что она смела молча смотреть на него своими глазами-пуговицами с сожалением о поломке и с надеждой на скорое выздоровление... И если избалованный ребенок доламывал игрушку, то Зел решил пройти проверенным минут пять назад методом.
Но что плохого в том, к чему ты уже сама привыкла и от чего сама не давно получала удовольствие? Он просек твою фишку и воспользуется ей, удовлетворяя и тебя и себя. Да и Эмма, это же очередной спор, доведенный до гладкой поверхности стола, вспотевших обнаженных тел, специфических звуков и движений. Просто очередной спор, доведенный до страстного и безумного абсурда. Так может стоит насладиться, а?
Поделиться172015-05-26 13:15:20
Подушечки его пальцев обнимают ее подбородок и она послушно поднимается на ноги, пытаясь сомневаться в искренности его взгляда и доброты - у нее не выходит. Она вытягивается, прижимая к его разгоряченному телу обнаженную грудь, колко упираясь сосками и штангами в них. Его губы растворяют в ее голове последние намеки на благоразумие. Она практически благодарна ему за пытку, и пока он прижимает ее к себе, в этих ее лишь приспущенных джинсах, она спокойна. Ее ладони скользят вниз от его плеч и обнимают предплечье. Изгиб ее рук повторяет изгиб его руки.
В ней теплится надежда. Это все - момент. И сейчас он поцелует ее, и они разойдутся по комнатам, забывать про инцедент. Каждый из них виноват и невиновен. Что толку винить друг друга? Она чуть прикрыла глаза, выдохнув в его губы.
Прикрыла глаза, выдохнула, и снова сжала его нижнюю губу своими. И ее резко прерывают, отталкивая от себя. Мыслительный процесс идет слишком туго, и она успевает только отставить ладони на край стола по обе стороны от себя. Сразу перед тем, как упасть на холод столешни еще не успевшей остыть кожей спины. - Что ты..? - И остатки слов утопают в недоумении, когда ее тело без ведома разума поднимает грудь под его ладонями. Она. Извилась. В его руках.
Джинсы, сдернутые так поспешно, оставили за собой след. Она сводит вместе колени, и цепляется за свою, не знаю, гордость? прикрывая ладонями грудь. Но Зел - а Зел ли? - не знает правил, не знает пощады и не терпит возражений. Эмма может сколько угодно спрашивать себя и всех, кого только сможет вспомнить, за что он выбрал ее и за что именно он отрывался на ней, но это не имеет значения. Неважно, поскольку все равно именно ее колени сейчас разводят его ладони. Его бедра упираются в край стола, поддерживая ее ноги раздвинутыми. Орудие труда почти дразняще легло на ее лобок, пугающе прижимаясь всей длиной пылающей жаром кожицы. И откуда в нем столько сил?.. Француженка была уже выжата как лимон, и скорее только приличия ради попыталась ускользнуть от него, уползти по столу вверх. Ее не пустили. А собственно, чего она ожидала? - Я надеялась..
Она ломается под тобой в первом же движении. Ее тело переламывает там, где начинаются ребра - она выгибается так, что голова почти встает на затылок, а губы раскрываются в попытке глотнуть воздух. Она нарочно не выдыхает резко, чтобы не радовать тебя ее стоном, разливавшимся по комнате несколько минут назад. Это ее маленькая месть, она хочет хоть немного ущремить твое чувство собственного достоинства. На ее лице и так слишком много блаженства. Рваными движениями она поднимает руки, и пальцами цепляется за край стола над своей головой. Черный водопад ее волос разбросан по плечам и больше всего - по столу в окошке между ее плечами, поднятыми руками и краем стола. Несколько прядей прилипли к покрытому испариной лбу. Она снова изгибается, сильно прикусывая губу и зажмуривая глаза. Это ведь именно то, что ты хотел на ней видеть, да?.. Послушная куколка, раздвинувшая перед тобой ноги. И платой для нее становится ровно то же, что ты сам получаешь от этой сделки. Марионетка, не подруга, а просто тело. То тело, которое ты возжелал, и которым ты овладел. Эмма уже не против. Твоя ролевая игра ее заводит, но она все еще не проронила ни стона с того момента, как ты уронил ее на этот стол. Но мало тебе раскрытых губ и натянутой в изгибе шеи? Разве мало той едва заметной волны, которой идет ее тело каждый раз, когда ты прижимаешься к ее промежности? Разве, мало тебе?..
Поделиться182015-05-26 13:15:34
Что может человек в минуту, когда все летит к чертям, спотыкаясь на пустом месте и ломаясь, с треском падая в непонятную темную бездну. Надеяться на лучшее? Верить в слабый лучик света в непроглядной тьме? Да, тешь себя пустыми надеждами, считай его тем, кто с дуется после первого раза. Обманывай и лги себе, лелей и надейся на внезапное остывание и обмякшее состояние мужского тела. Молись на физиологические мужские слабости. А он...Он слишком жаден и ненасытен, что бы позволять себе слишком долгое время простоя...А она надеялась...Надеялась на свободное спасение? Надеялась что он, возбужденный, вошедший во вкус, отпустит ее? Ну не ребенок ли? Самый настоящий ребенок двадцати лет. Еще и это железо, на которое он вечно натыкается взглядом...Если к чернилам он привычен и приучен, то проколотость везде кроме ушей его злит и бесит, а она как назло обвесила себя...Его пальцы сжимают металл, вырвать его, заставить ее истекать кровью...Жестокость всегда правила его разумом, но что бы настолько? Вот так вот просто взять и причинить боль этой особе? Видимо, легко.
Но что-то явно сейчас было не так...Он держал ее ноги, она прогибалась, позволяя его взгляду скользить и загораться при столкновении с металлом, скрип дерева под его напором и ее телом, ее и его дыхание и...тишина. Относительная ничем не нарушаемая тишина. Это был бы хороший удар по его самолюбию, если пару минут назад она не сорвалась...Но такая выдержка...Он хлопает...стоя...а за место ладоней громкость встречающихся тел...
Но его движения...замедляются? Да..Ожесточенность сходит на нет, все медленнее и медленнее, тише и тише, пока во все не останавливается где-то на пол пути, словно механизм, горючее которого закончилось. Он смотрит на нее со странной смесью во взгляде, одна рука как-то обессиленно обвисает вдоль тела. Его глаза закрываются, а он вздыхает...Хороший и неожиданный финал, бросить все так, на середине, наплевав на свое возбуждение и желание, сбежать оставив ее одну, разрыдавшись подобно маленькой девочке, потерявшей любимую плюшевую живность...Отличный ход. Глупый, но отличный. Ведь если он голодный зверь, это не значит, что у него нет никаких чувств, а тут такое...Теперь он больше никогда ее не увидит, будет избегать встреч и разговоров, случайных взглядов и пересечений. Смертельная обида которую он никогда ей не простит. Ущемленное мужское достоинство такое дело...И он стремится покинуть этот приятный обхват, выбираясь на свободу почти до конца...
Слишком резкое движение бедрами в попытке разорвать ее на части. Никто не разрешал ей затыкать и раз уж она такая инициативная сама приняла столь глупое решение, то расплатиться за это болью внизу живота. Он заставит ее вновь сорваться на стоны...
Странная барышня, делала все, лишь бы он продолжал злиться, грубеть...Неужели ее желание грубости было настолько велико, что она никак не могла уже оставить все свои попытки сопротивляться? Это глупость отнюдь не глупой девушки, которой должно было хватить мозгов понять свое положение? Или это действительно такое сильное желание быть вещью в его руках? Ему не понять. Ему просто не до этого. Сейчас он охотно пытает свою приобретенную вещь...Слишком медленно на выходе и через чур грубо на входе.
Его жадность не знает границ, а ненасытность заставляет его продолжать. Руки перебираются на грудь, пальцы вновь мучают ее соски. Она еще пожалеет, что не успела избавиться от своего железа во время. Сжимая и выкручивая измученную им же плоть, он оттягивает на себя, отпуская и вновь набрасываясь пальцами. Лишь бы не вырвать случайно эту ....
Рычание, сбившееся дыхание, обнаженные клыки и залитые потом глаза. Жар овладевает им, передаваясь ей по то и дело скрывающемуся в недрах мосту. Стонет или не стонет, теперь ему все равно. Он увлекся, превращая все это в чувственную механику. Если она и стонет, то он вряд ли слышит...Он не услышит, даже если она попытается молить его прекратить. Но ему не нужны стоны, больше не нужны. Спуская себя с поводка ему нужно, что бы Эмма не то, что не могла стонать, что бы на не могла дышать, что бы задыхалась под этим напором...
Он замирает погрузившись до конца, его ладонь накрывает ее рот, надавливая. Непонятный шорох заставил его остановиться, а взгляд загореться небывалой дикостью и яростью. Он подносит указательный палец к своим губам, делая понятный жест. "Тише". Неужели их застанут тут вот так просто? Хищный оскал охотно заиграл на лице. Если сейчас сюда войдут, он не задумываясь убьет нарушителя, защищая свою добычу и вернется к трапезе. Минута. Следующая, но так ничего и не происходило. Медленное движение и очередной шорох. Уничтожающий взгляд скользнул вниз, на пол. Чертов молоток непонятно как оказался в упор к ножке стола, которая ударялась о железо при каждом покачивании стола. Очередной недовольный рык. Его бешенность заиграла с новой силой, продолжая мучить бедное женское тело...
Задыхайся, умоляй, проси, царапай его руки...но он заставит твои ноги трястись, а тебя искать опору для того, что бы дойти хотя бы до выхода из комнаты...ведь он снова превратился в жадного до твоего тела монстра, ненасытного и жестокого.
А ведь казалось такая мелочь, это отсутствие стонов и попытка хоть как-то его задеть...Всего-лишь такая мелочь....
Поделиться192015-05-26 13:15:44
С каждым движением его бедер, в ней снова что-то надламывается. Она обещает себе не стонать и, сдерживая себя, Эмма прикусывает губу так, что вокруг все бледнеет, а узкая и поджатая губа алеет. Во рту появляется едкий металлический привкус. Кажется, девушка и сама не знала, что настолько ее будет доводить до исступления то, как ей овладевали без спроса. Не интересуясь ее желаниями, он попал в самое их сердце. Сама она слишком занята, сопротивляясь собственным стонам и ему внутри себя, сжимая наверное слишком сильно...
Он теряет свой пыл и замедляется. Зачем? Ей уже нравилась его бешеная скачка на опережение дыхания. Он сопит так старательно, хрипя и рыча на выдохе. Зверь. Неисчерпаемый, дикий, целеустремленный. Зачем он меняет себя под тяжелым психологическим действием тишины и ее искусанных губ и кончиков пальцев? Она ладонями сжимает край стола над своей головой, но сейчас она приподнимается, немного, разочаровано и расстроенно смотрит на его лицо. В мгновение спокойного дыхания, она теперь видит в его лице нечто новое. Что? А черт его знает - она слишком занята, прогнувшись лишь одному толчку так, чтобы голова стояла на затылке. Ладонь шарится, вытянутая, пытаясь нащупать его руку.
Не найдя, она поднимает руку, к лицу, закусывая костяшку указательного пальца, предварительно его согнув. Эмма не кукла тебе какая-то, чтобы просто терпеть то, как ее бесконечно нагло сношает юнец, что не так давно торчал в неизлечимой френдзоне. Она девушка, она чувственна и податлива, в ней нет уже сил сопротивляться - твои бедра практически останавливаются, когда ее колени начинают сжимать твои бока, скрещивая лодыжки над поясницей. Взглядом она находит твои глаза и почти молит не останавливаться, прошу тебя. Она обещала не стонать, а не получать удовольствия в этой новой гамме эмоций - кощунственно.
Ее ноги подлетают, выпрямляясь в коленях. С первым же проникновением в самое ее нутро, она снова чувственно изогнулась, поднимая грудь. С ее губ срывается, наконец, хриплый за недостатком воздуха протяжный глухой стон. Забывая дышать, она стонет, но не часто; запрокинув голову и заведя наверх руки она хватает вдох ртом, сжимая столешню до побеления пальцев. Если ему и все равно на ее чувства, пусть хоть подпрыгивающей грудью любуется, если не закрывает глаза. Ее тело практически дышит, плавно опускаясь на стол, когда твоя плоть покидает ее тело, и резко вздымается, когда прижимаешься к ее промежности. Она прикрывает глаза, ее грудь подпрыгивает каждому твоему движению а живот судорожно поджимается.
Она почти, почти. Да, пожалуйста, именно так. Чуть-чуть креня влево... Ее ладонь от изгиба шеи проходит по телу вниз, с нажимом и легко скользит по коже, покрытой испариной. Юрко скользит вниз, кончиками пальцев несколько раз встретила его бедрами. В моменты относительной свободы, она подушечкой среднего и безымянного пальца совершает несколько круговых движений, нажимая и потирая клитор. В следующем толчке, ты уже можешь чувствовать, как в ней все сожмется предоргазменно; она начинает сильнее стискивать твои бедра коленями. Из груди вновь издается стон, и она снова сжимает столешню ладошками. Тело замирает, изогнувшись, вот-вот, прошу тебя, еще несколько движений, ну, пожалуйста!..
А ты замираешь, прижам ей рот ладонью. Она смотрит на тебя испуганно и моляще - зачем ты остановился? Она почти дошла до нужного состояния.. Ее нутро пульсирующе сжимает в себе твой член, призывая тебя двигаться в ней, хоть немного, хоть намек на движение... Эмму уже не пугают шорохи - даже если их застукают, что им будет? Зная как она выглядит со стороны и вполне в состоянии оценить Клока, она спокойно могла представить восхищенный взгляд их смелого гостя. Присоединиться ему все равно не дадут.. Зел если не порвет его на месте, то наорет так, что в ушах будет стоять звон еще бесконечно долго. А какая ей разница? Ей нужно сейчас только, чтобы ты отстранил свои бедра, затем опять прижал..
Ритмика твоих движений заставляет ее прогнуться слишком сильно, и продрожать так, будто ее прошибает током. На тело наваливается нега и слабость. И снова ей не дают прочувствовать свой оргазм до конца, интересуясь лишь тем, чтобы целиком, до хлопка вогнать разгоряченную плоть в ее нутро. И сейчас, пока оно потеряло чувствительность на несколько мгновений, а движения осознавались лишь по тому, как болели явно чрезчур натертые половые губы. Она снова обнимает тебя коленями, и, заставляет к ней склониться, плотно прижимая к себе и в себе. Взор, покрытый пеленой наслаждения, все равно отдает блеском шалости; она приподнимается, оперевшись на локти. Добровольно прижатая к столу и опираясь на локти, поясницу и ноги на его боках она, не сдерживаясь, немного ведет бедром по кругу, дразня твой дотородный орган движением. Приподнимается, смеясь практически тебе в лицо: - А папочкой стать не боишься, дитя природы?
Нет, лично ее отсутствие презерватива не смутит. Таблетки, все дела.. Ей и самой много больше нравится секс как бы так выразиться - без купюр. Ощущения - чище. А если бы ее прыткозадый насильник еще копался с тем, чтобы на себя натянуть силиконовый колпачок - она бы точно успела врезать ему по яйцам и сбежать.
Но дело не в этом. В ее дурной голове промелькнула единственная мысль - довести его до исступления. И она цепляется за нее, как за последние соломинки разума, затуманенного вожделением. Он должен знать, что теперь все происходящее - ее прихоть, ее желание, и он якобы просто пал жертвой ее манипуляций, а она - прекрасная актрисулька, сыгравшая для тебя на сегодняшний вечер шлюху. Или ты будешь верить первой теории, где она - жертва твоего желания? Какую версию ты выберешь, пока ее острые колени упираются тебе в бока, а пятки скрещенных в лодыжках ног давят тебе на поясницу, лишая возможности двигаться почти на сто процентов?
Она не будет ждать твоего решения. Ей практически все равно, она получила свое и уже измучена сомнением, сможет ли дойти до комнаты, не упав на ватных ногах. Или ей все еще мало? Она чуть ослабляет хват ног, снова лопатками встречая мгновенно остывающую поверхность стола. Блеклый свет ламп накаливания ласкает вид влажной от пота кожи, под тобою извившееся столь чувственной дугой. Блестит на шариках штанг в сосках и пупке, тебя это злит, наверное.. Это важно? Эмма поднимает одно колено перед твоей грудью, поднимая ногу и укладывая внутреннюю сторону колена в твой локоть. Улыбается нагло, так, как будто ты должен ей половину мира по меньшей мере, и одними губами почти приказывает тебе: - Ра-бо-тай...
Поделиться202015-05-26 13:15:51
Не хотя замирая, он поддается ее немому приказу, склоняясь и прижимаясь к ее телу своим, касаясь губами ее шеи, он ощущает соленоватый привкус кожи, проводя кончиком языка вдоль сонной артерии. Опять все закончилось слишком быстро, ля нее, не могла его подождать? Но такое несомненно радует, заставляя ухмылку на лице собственно не сходить. Но в наказание он кусает, после грубо и резко впивается в кожу губами, оставляя очередной алый след. Он просто не рассчитывал силу, когда его губы всасывали влажную от пота кожу, а порой и вовсе не замечал, как оставлял улики. Но уж Зела это точно не волнует. Так даже красивее. Запомниться на долго...А руки неприятно ноют от твердости стола, он с трудом удерживает себя от продолжения движений, но...ей же давно приятно, а он, как и полагается извергу и мучителю, будет мучить, начиная череду слабых, еле заметных движений, медленно, очень медленно.
Он? Боится? Забавно. Он сдерживает в себе приступ смеха. Чего ему боятся? Всевышний не дурак, дав жизнь такому монстру, он не рискнет и не позволит распространять по миру эпидемию под кодовым названием "Клок" раньше времени. Да и сам Зел прекрасно чувствует свое тело и верит в него, так уж заведено, иначе оно подводило бы его везде и он давно бы уже мучился с дьяволенком по хлеще, чем он сам. Но, такой подарочек же можно устроить, верно? Ему хватит наглости спокойно вести свою жизнь даже при залетевшей Эмме, да и любовь к детям, к этим милым маленьким чудовищам никуда не делась из его головы. Но он же сам еще ребенок.
- Интересно, если каким-то чудом ты не успеешь принять соответствующие меры вовремя, твоя наглость и язвительность останется при тебе надолго или ...? - в его глазах вспыхнул недобрый огонь. Три дня и возможно Эмма станет той, кто будет носить в своем теле демоническое отродье. Проведем эксперимент? Резкое и грубое движение до самого конца и еще немного времени, что бы сыграть в своеобразную русскую рулетку. Крутите барабан, мадам, ставка сделана, а в качестве куша девять месяцев мучений физических и моральных. Тошнота, головокружение...Откроем наш ящичек Пандоры?
Огоньки в его глазах разгораются. Смена положений и ролей несомненно радует, заставляет пылать. Значит, все-таки он попал в эти коварно расставленные сети? Вообразила себя актрисой? Что же, будет вам Оскар.
Положение своеобразного раба заводит его больше и он охотно принимает эту роль на себя. Неожиданность, с которой она захватывает власть заставляет его желать еще сильнее, прилив сил и энергии, словно второе дыхание происходит неожиданно. Эмма затевает очень опасную игру, сама того не зная. Работай. То как она это произносит звучит словно приятная музыка. И он отработает. Зверь виляя хвостом бросается в эти сети, на милость обманувшей его охотнице.
Он поднимается, опираясь на руки, но все еще не выпрямляется. Его взгляд сейчас смесь покорности и коварства. Даже сейчас, подыгрывая, он сделает все по своему. Насладившись блеском ее кожи, он вновь опускается, утыкаясь своими губами в ее. Очередное движение бедер, по ее приказу и желанию.
- Как Вам будет угодно... - он шепчет, накрыв губы поцелуем. Очередное резкое движение. Разрывает дистанцию губ. Еще одно. Вновь приподнимается, опираясь на руки. Следующее. Затем еще и еще...Медленно, но грубо, рывками, смотря на нее с хищной улыбкой...Очередной толчок и...Он замирает, растерянно смотря прямо в глаза. Подобно девственнику, он не знает что делать дальше. Застыв, он ждет, пока эта королева задаст ему направление. Рабов нужно учить и заставлять, иначе они просто не будут знать, что делать. А уж таких рабов, как наш красноволосый...А выражение лица стало совсем растерянным, после и вовсе вспыхнуло от непонятного смущения и он отвел свой взгляд в сторону, стесняясь смотреть в глаза той, с кем он решил приобрести свой "первый сексуальный опыт". Если встала у руля, то рули, отдавай команды, направляй...А то разлеглась, получает там свое удовольствие и все, вся власть и заканчивается. Еще немного и Зел просто поднимет революцию. Хотя нет, он же ничего не умеющий девственник....
И лишь хищная улыбка на лице...
Поделиться212015-05-26 13:16:01
Шутки шутками, актерство актерством, а Эмме иногда становилось страшно. Страшно просто поднимать глаза, видеть его лицо. Что он наделал? Сломил под напором их так тщательно выстроенные стены отношений, не позволявшие им подойти друг к другу ближе, чем на 30 сантиметров в ее представлении.
Как там говорят, завоевывать девушку в сантиметрах, чтобы не бросалось в глаза? Если вы положили глаз на девушку, подойдите к ней (дистанция 2 метра). Если она все еще нравится вам на этом расстоянии, заговорите с ней (дистанция 1 метр). Если она улыбается вздору, который вы несете, пригласите ее потанцевать или предложите выпить (дистанция 50 сантиметров). После этого сядьте рядом (дистанция 30 сантиметров). Как только у нее заблестят глаза, аккуратно заправьте ее прядь волос за ушко (дистанция 15 сантиметров). Если она позволяет поправлять ей прическу, говорите, наклонившись еще ближе (дистанция 8 сантиметров). Если дыхание ее учащается, прижимайтесь губами к ее губам (дистанция 0 сантиметров).
И даже последний этап они, к сожалению, прошли тогда, ранней весной. Так что.. Конечным пунктом этой стратегии, разумеется, является достижение отрицательной дистанции путем проникновения инородного предмета внутрь (сантиметров на двенадцать, если брать среднее по ее стране).*
Формально, они прошли все ступени этой стратегии до нуля (и кто первый что спровоцировал - вопрос весьма себе своеобразный и совсем несвоевременный). Лично Эмме было комфортно в зоне между пятидесятью и нулем... Пламяголовому оказалось мало. И что? И она под ним, в итаке.
- Останутся навсегда, - на шумном выдохе едва начавшего успокаиваться дыхания, она смотрит в горящие его глаза, пытаясь не выдать свой страх, - Будешь сыночку-дочку навещать в детдоме?
Она гордая. Своевольная. И конечно, когда в тебе уже елозит чей-то член, немного не время мнить себя королевишной, но что делать? Королек, друзья мои, птичка певчая. Эмма вытягивает руку, помогая ему снова над собой склониться - кладет ладонь на его шею сзади, обнимая. Игнорирует его шепот, ей достаточно того, что он не стряхнул ее ноги, делая снова все грубо и по-своему. Или ей как раз этого и хотелось? Пока он овладевал ей без спросу, он заводил ее мгновенно. Сейчас, пока он смиренен как бездомный котенок, она немного теряет к нему интерес.
До первого хлопка.
Хлопка его бедер о ее, хлопка о ее влажную промежность. Точки соприкосновения со столом ее лопаток и копчика перемещаются ближе друг к другу по мере того, как выгибается ее тело, стремясь оставить нижние ребра прижатыми к твоему приподнимающемуся телу. Губы вновь раскрыты, и ты ловишь ее дыхание, срывающиеся на каждом резком толчке на два отдельных судорожных вдоха или выдоха, едва подкрашенных ее голосом, с перемычкой на то, чтобы внутри все дрогнуло.
Ну вот, видишь. Двигайся так же, и она - твоя, твоя без остатка и компромисов. Бери ее так, как ты делал это в первый раз. Твоя дикая скачка будит и в ней зверя - много меньше чем твой, конечно, но все же - который захлебывается желанием. И Эмма сейчас, запрокинув голову позволяет себе утонуть в этой буре. Ее ладонь давно скользнула с шеи через твою грудную клетку и застыла на боку, ближе к бедрам. Узкая щелка приоткрытых глаз: твое тело прекрасно. Пальцы сжимают твой бок, оставляя после себя царапины. Одна из них прорвалась изумрудной бусинкой крови. Тебя это, она надеется, злит, заводит? Вторая рука поднята в локте, и снова цепляется за стол над головой. Еще пару минут, и третья ее эйфория за вечер. И ей наплевать, что она тебя не дожидается.
Но ты замедляешься. Слишком резко для того, чтобы быть новым ходом в этих сексуальных шахматах. Она с трудом поднимает на тебя взгляд - размокшая тушь слепляет ее ресницы. И смотрит в твои глаза с недоумением и удивлением - какого черта ты невинная овца? Брался трахать - трахай. Спектакли в постели всегда устраивает девушка - и я не только об имитации оргазма.
Эмма, впрочем, ответит тебе взаимностью. С края стола ее пальцы скользят через копну волос к шее и, преодолев ее изгиб, проводят линию к плечу и плавно - к наметившейся ложбинке между грудей. Она смотрит на тебя снизу вверх, сжимая твои бока коленями в немом вопросе - я настолько плоха?.. Ты совсем не хочешь меня?.. Она понимает, что за игру ты затеял и нарочно не видит твоей ухмылочки, за которую хотелось бы дать тебе по голове.
Вторая ладошка, кончиками пальцев погладив бока осторожно и неуверенно, перебирается на свой живот, и так невинно на мгновение задерживается на нижней части живота, что можешь успеть подумать что растлил ты пятнадцатилетнюю простушку.
Но мы же знаем с тобой, кто мы есть? И Эмма далеко не так плоха, как должна думать, чтобы так на тебя смотреть. И далеко не так невинна, чтобы оставить ладонь бездвижно лежать на низу живота. Она не меняет выражение лица, когда ее пальцы проводят плавную дорожку к лобку, безразлично скользнули по клитору. Разойдясь на указательный и все остальные пальцы по обе стороны от твоей плоти, она еще чуть больше приоткрывает половые губы и, чуть выгнувшись, заставляет тебя войти в нее чуть глубже. Эта же ладонь скользит по твоему животу вверх, очерчивая мышцы, по груди и к шее. Снова - на нее сзади, но она уже не помогает тебе склониться над ней, она приподнимается сама, оперевшись на руку, отставленную назад. Ее лопатки покидают стол без тени сожаления.
Крепче обнимая его бедра, она оказывается практически висящей на нем. Она опирается только на руку, оставленную на столе. Все остальное - его. Она подтягивается еще чуть выше, и в полувыдохе от его губ останавливается. Поднимает чистый взгляд, сейчас лишь едва затронутый пеленой возбуждения, и невинный - в твои глаза. И дрожаще, неуверенно и как будто боязно, не шепчет, но тихо; произносит то, что в корне не вяжется с тем образом, который они себе сейчас избрали: - Ты будешь двигать задницей, или я пойду?
* - Ф. Бегбедер.
Поделиться222015-05-26 13:16:11
Рушиться. Все прахом катиться и летит к чертям. Если ты не знаешь, что говорить, то лучше молчи, не раскрывая пасти. Его глаза загораются злобным огнем. Страшно тебе? Бойся. Бойся и молчи, молясь в мыслях что бы у этого кровожадного создания ночи не сорвало крышу от столь обидного, для него, замечания. Уже забыв, где находятся его ладони, просто обозначим, что от подобного заявления он до боли сжал то, что находилось на пути его цепких пальцев. Своей, чужой, все одно. Клыки, рычание, горящие гневом лаза...Прекрасная музыка безумия.
- Хм, кто дал тебе право гробить еще не рожденную жизнь? С собой можешь творить что хочешь, хоть сдохнуть в какой-нибудь подворотне от случайно схваченного лезвия, но заикаться о том, что мой ребенок будет волочить жалкое существование в стенах приюта...Убью. - о эта прекрасная леденящая душу стальная жестокость голоса. Кровь за кровь и такой принцип по душе некоторым из присутствующих. И как он удержался от столь излюбленного жеста, как схватить ее за кадык и сжать его? Ну да, верно, она же девушка, а по его принципам...
Но гневу недолго быть хозяином положения. Все-таки увлекательный процесс и столь же увлекательные собой люди, все возвращается на круги своя...Она, она, волшебное время провождения. Ее пальцы, острая боль на боку, пощипывание и довольное несдержанное рычание. Царапины заводят его сильнее. Такими стараниями Эммы скоро этому дьяволенышу, ворвавшегося в ее жизнь так грубо и неожиданно, скоро будет трудно носить наряд милой девственной барышни, наряд спадет и вырвется наружу этот неудержимый вихрь, закручивая карусель по новой и снова по новой. Раз. Два. Три...Мало будет даже когда счет пойдет на десятки. И ведь так обидно, что он всего лишь какой-то там дьяволеныш, а не сам хозяин этого огненного рая крови, мучений и пыток...
И вот снова сцена его девственной натуры. Прекрасная сцена. Он наслаждается ею, наблюдая, подсматривая, с трудом сдерживая в себе все, что бы не овладеть этим великолепием, ноги которой так удачно оказались по обе стороны от него. Скромность ее тела всегда будила в нем непонятные желания, а теперь, когда он увидел ее во всей красе, странные смешанные чувства. Он скользит взглядом вслед за движением ее пальцев, замирая там же, где останавливаются они...
Да, при виде Эммы многие бы сказали "ничего особенного", "смотреть не на что" и еще много всякой по идее огорчающей женское самомнение чуши. А что увидит человек, взглянув на девушку глазами Зела? Имей красноволосый отношение к живописи, он бы сказал, что это похоже на шикарное произведение искусства, но увы...Он просто смотрит на нее голодными глазами, желая продолжать владеть. Он не может оторваться от темноватых оттенков небольшой груди, смотря с восхищением и отвращением одновременно. Железо осквернило все, что только можно. Если бы не оно, парень вряд ли надолго отрывался бы от участка ее кожи ниже ключиц и выше живота, обдавая жаром своих губ и приступами боли от жадно впивающихся в кожу клыков...И каков его ответ на немые глупые вопросы? Жар и твердость возбуждения в сводящей с ума влажности, вздрогнувшая, напомнившая о себе, требующая от хозяина и жертвы продолжения и голодные не прекращающие гореть желанием глаза. Такой ответ устроит это сомневающееся в себе измученное им же создание?
Взгляд скользит вниз. Обнаженный животик с блестящей затычкой пупка, где-то он видел чернила, но это не важно. Плоскость живота и ниже, рыча когда взгляд касается железки. Вновь желание сорвать...Но он не задерживается слишком долго, убегая, спасаясь от очередного безжалостного удара возбуждения по его заднице, тело требует движений, ноет от безделия, а он мучает и себя и ее. А ей не идет такая роль. Нехватка грима и он, в традициях Станиславского, не верит.
За дальнейшим он наблюдает с хищной улыбкой. Она так ловко справляется со всем сама, он даже готов стоять без движений, наблюдая за ее самостоятельностью. Возбуждение доводит до голодного желания, верно? И он радуется, где-то там, в глубинах этой жестокой души радуется мальчик, его хотят настолько, что замерев, сами делают все, что нужно...
Она принадлежит ему. Хочет или не хочет, но вектор их отношений уже определен. Жажда приведет зверя на водопой, а этого в опочивальню королевы, скинутой со своего трона для надругательства над "святым". И плевать на возможность встретить там какое-нибудь крутое мач...чмо. Зел не на столько гордая птица, что бы не указать законное место попавшемуся на глаза. А выкинув из комнаты все ненужное и бесполезное, он возьмет свой трофей...
Но зачем тянуть? Он возьмет этот самый трофей прямо сейчас.
Она поднимает свое нежное, изуродованное железом и чернилами тело. Его ладони подхватывают, оказавшись на ее ягодицах. План летит к чертям, тянуть дальше времени нет.
- Да, проваливай, даже помогу тебе слезть. - он же джентльмен, как он может не помочь даме в трудную минуту? Сжимая ее ягодицы, он делает очередное медленное движение, освобождая все, кроме кончика и вновь резко на встречу ее телу, как ей того и хотелось, грубо, не спрашивая разрешения и мнений. Снова. Еще одно. К черту стол, исполнив свою роль, он больше не нужен, теперь он опробует воздух. Сил удержать столь хрупкое тело ему хватит с лихвой, он убирает одну руку, хватая девушку за кисть и убирая со стола, отпускает, возвращая подставку ягодиц на место.
Он ловит ее губы, снова укусы, власть и жар в борьбе их губ, пока по помещению то и дело бегает очередной выдающий занятие звук. Движения вперемешку, быстро, медленно, глубоко, до самого конца, прижимаясь кожей. Обхвати его крепче и наслаждайся тем, чего так желала. Хрипы, рычания, не хватает лишь записи на долгую и вечную память под названием "наша первая брачная ночь". Оторвавшись от ее губ, он снова впивается в шеи, уши, кусает, целует, всасывает, пальцы грубее сжимают, помогая проникать как можно глубже. Слишком жарко, что бы не возникло желания поделиться этим жаром с ней. С хитрой лисой, которая ждала пока взведут спусковой механизм. И вот он, вот этот зверь, нагло и напористо, раз за разом, хаотичным потоком поцелуев, грубостью и глубиной проникновений, нажимал на этот самый взведенный пусковой механизм. Дрожь по телу, его глаза зажмурены, сбитое сорванное дыхание обжигает кожу. Не торопиться сойти с ума, но скорее свести с ума ее. Еще всего лишь немного.
В последний момент он слишком порывист и резок. Выкладываясь на полную, не жалея сил, по голивудской классике с отчетом времени. Десять. Не сдержав себя, его клыки впиваются до крови в ее плечо. Девять. Слишком остро он чувствует остроту ее сосков, приятно царапающих вспотевшую кожу, неприятно обдающие холодившим железом. Восемь. Следы от его пальцев на ее ягодицах слишком уж сильны. Семь. Рычание угасает, сливаясь с хриплостью вырывающихся потоков воздуха. Шесть. Ее слипшиеся волосы пытаются забиться в щель его губ, бьют по лицу при каждым движении. Пять. Слишком жарко, что бы кожа не стала очередной ненужной преградой между ними. Четыре. Вроде до его ушей доносятся ее стоны, но он слишком увлечен, что бы обращать на них внимания. Три. Кончик языка скользит вдоль сонной артерии, слизывая соленоватый привкус ее кожи. Два. Дрожь беспрерывна, но он держится из последних сил, продлевая это сумасшествие. Один. Что мы..? Ноль. До конца, замирая, утыкаясь лицом в шею, толчками, внутрь, заполняя собой остатки внутренней пустоты, разливаясь теплом, протяжно и хрипло рыча, исполняя желание, свое ли, ее ли, не имеет значения. Он жадно глотает ртом воздух, когда все затихает...Он с трудом раздирает залитые потом глаза и смотрит куда-то краем своего глаза, вроде где-то тут должна быть линия подбородка. Дыхание восстанавливается, пока он просто прижимает к себе ее тело, в очередной раз целуя в область плеча и поднимая наконец голову...Где-то внизу он чувствует сбегающую по коже жидкость, падающую куда-то на пол...
Неужели конец?
Он смотрит прямо в его глаза, уверенный, голодный взгляд...
- Еще. - он не спрашивает, утверждает. Ему мало, что бы успокоится и закончить на этой поставленной собою точке. Его тело не успокоилось. Он хочет ее. Нет, сгорает от желания. Жадность и ненасытность до ее тела не позволит ему уйти раньше, чем через еще раз. Свести ее с ума, пока она не начнет произносить его имя, с трудом, задыхаясь, пока он не поверит в то, что ее тело отныне и впредь принадлежит и ему. И пусть он может быть далеко не один, не первый, не второй, к чертям все, он единственный, превосходящий все, что до этого было в ее жизни. И ему хватит упорства доказать ей это, хватит сил что бы провести очередной раунд с тенями ее прошлого, о котором он ничего не желает знать. Инстинкт проснулся и не уснет, пока он не выиграет этот поединок, уложив в ее голове последнее ее "до" на лопатки. Поэтому, молись своему богу...Молись всем, кого знаешь, надеясь на недочеты мужского организма, что бы это прекратилось. Молись и...получай удовольствие.
Поделиться232015-05-26 13:16:19
Вокруг них все закручивается слишком стремительно. Энное количество минут назад, эти двое были двумя обособленными, самостоятельными и независимыми личностями. Теперь, что? Их отношения пойдут по другому руслу, и собственно выбора нет. Они будут вздергивать подбородки, смерять друг друга недобрым взглядом и часто - проходить мимо. А затем кто-то не выдержит, и ворвется в комнату второго. Не сказать, что это нормально, но вполне ожидаемо при таком раскладе. Нет - при таких участниках.
Разговор о детях Эмма пропускает мимо ушей. Она отказывается даже думать о том, что когда-нибудь станет матерью; а уж то, что через ту дырочку, в которую сейчас едва помещается естество Клока, появится три-триста ее плоти и крови - мысль ужасающая. И ее плечи подернуло бы зябким холодком, если бы тело и так не била неустанная дрожь наслаждения.
И снова - слова вразрез с действием. Он грозится ее отпустить, одновременно ладонями подхватывая. Задержав дыхание, француженка опускает взгляд в его глаза и, обиженно поджав нижнюю губу, сильно сжала его в себе. Как результат - с ее губ сорвался тихий стон, прерванный тем, что она прикусывает губу. Навстречу ее жесту, с хлопком встречаются их тела и хрупкое тело Эммы пробирает как будто электрическим током. Ее глаза на мгновение закатились, растрескавшиеся губы раскрылись; и она не стонет лишь потому что в ее легких не хватает на это воздуха. В голове пульсирует недостаток кислорода но она лишь молится о том, чтобы Зел не терял свой пыл.
Вторая рука послушно взлетает, оставляя в прошлом холодное дерево стола. Ладонь сразу же цепляется за его плечо и колется ногтями, цепляясь за его тело как за островок реальности. В его руках она чувствует себя вещью, или игрушкой - он опускает и поднимает ее бедра тогда, когда ему вздумается и захочется. А ей нужно бороться, или показать одобрение - она еще не решила, кстати, как конкретно ей относиться к этой направленности их отношений - и она склоняется к его губам, впиваясь в них жадно и даже кусая. Квадратные ноготки углами оставляют красные следы на память о себе на его плечах - и Эмме плевать, как и кто к этому отнесется. Его пальцы, в конце концов, тоже совсем не жалеют ее ягодиц. Она стонет в его губы навстречу его рычанию. И сорваное дыхание готово слиться в одно, но..
Твои губы припали к ее шее, и она встретила этот жест стоном. Запрокинув голову, она лишает твои плечи щекочущих кончиков ее волос; ты можешь скосить взгляд вверх и попробовать не влюбиться в тонкую линию ее подбородка и чувственно раскрытых лепестков губ. Ты можешь попытаться умерить свою спешку, но она не позволит тебе: она дразнит твое тело собой, сжимая тебя внутри. А ты, упорно пытаясь сломить все ее стены, лишь только сильнее и резче начинаешь опускать на себя ее бедра. В ответ на это, она снова ясно стонет - даже уже не боясь быть услышаной - и сжимает тебя еще сильнее..
Вы движетесь с ней по замкнутому кругу. Ты становишься резче и грубее, она слышит твое дыхание в перемешку с каким-то даже животным рычанием; в преддверии конца в ней набухает пустота на уровне ее желудка, ее колени ползут по твоим бокам вверх...
Последний толчок - до боли. Эмма не стонет, лишь сильнее сжимает тонкими пальцами твои жилистые плечи. Ты прижимаешь ее к себе, и тяжелым дыханием ее грудь трется о твою. Она дождалась тебя в этот раз, и не забудь через свою негу почувствовать ее дрожь. Из-под ее ногтей выбилась алая бусинка твоей крови, но ты не сможешь ее не простить. Она держится за тебя и дышит, дай бог, через раз. Тебя для нее слишком много, и излишки вязкими каплями, смешанными с ее собственными соками, скользят по твоему же достоинству, звонкой каплей встречаясь с полом.
Ее пальцы, наконец, ослабляют хватку, и лишь опираются на твои плечи. Ее дыхание тяжело, она смотрит на тебя отсутствующим взглядом; волосы слиплись от пота а тушь темным полукругом легла под глаза. Что ты вообще с ней сделал?.. Но ты снова губами - к ее плечу, простите, нежно? Как ты вообще углядел на ее коже место, пустое от твоих укусов или засосов?
- Еще, - и два удара ее сердца испуганно сливаются в одно. Все еще восседая на его бедрах, она безвольна и ей даже не хватит сил приподняться и выпустить из себя обмякающее естество. Но.. еще? Трепет под ребрами ясно дает понять, что большие издевательства над ее телом - были бы перебором. Даже не смотря на то, что промежность на это предложение реагирует весьма однозначно, сокращаясь. Тонкие брови сводятся вместе то ли хмурясь, то ли моля. Ее голос хрипит практически в твои губы, тихо, - Пожалуйста, хватит...
Поделиться242015-05-26 13:16:25
Хватит? Кому хватит? Ему? Нееет. Пожалуйста, не хватит!
С ехидной улыбкой он позволил ее стопам наконец-то прикоснуться к полу. Горящий огнем взгляд направлен ровно в ее глаза. Какое хватит, когда столь голодный взгляд нацелен на тебя дает понять, что как минимум раз, еще раз, один единственный. В такие моменты жадность всегда разогревает его кровь до предела, пробуждая третье дыхание. А если карусель...то радость для нас...
- Хватит тебе? Достаточно? Мне развернуться и уйти? - он вновь заставляет ее ягодицы прижиматься к дереву стола, интонация идет в разрез со смыслом слов. "Ага, щаз, разбежалась, милочка." Конечно он ее не отпустит. Вся проблема в том, что сейчас вся ее мнимая власть закончилась. Он дал ей миг, один единственный и на этом все, хватит с нее на сегодня. Теперь он с нова у штурвала.
Его руки на ее талии, пальцы жадно сжимают хрупкое тело, оставляя сильный след. Он не расчетлив в силе сейчас и он хочет видеть, как ее личико скривиться от приступа боли. Это ее наказание. Никто не давал ей права голоса, не позволял просить закончить. А значит...Решение принято.
Все происходит слишком уж быстро. Одарив ее очередным своим оскалом, несколько шагов назад, он разворачивается вместе с ней и валит на пол, нависая над ней, вновь находит кисти ее рук и сжимает их, прижимая к полу где-то над ее головой. Вторая ладонь скользит по ее боку, к бедрам, он вновь заставляет ее ноги раскрыться перед ним. Вот она, ничем неприкрытая, жадная, пожирающая своим пламенем страсть. Грубость и сила, не подчиниться которой просто не возможно. Добровольная сдача или принуждение к капитуляции. Как хорошо, что от прикосновений и взглядов, люди все-таки не сгорают...
В какой момент он вновь был готов к действиям не имело значения. Имело значение лишь то, что сейчас он сделает ей немного больно, пусть под спиной девушки и оказались элементы их одежды, которые хоть как-то смягчат ее положение, но что такое жалкая ткань перед его напором и духом соперничества? Ничто. Но если и кого волнует боль и неудобство в спине, то точно не его.
Он вновь овладел ею. Грубо, резко, не щадя ее измученного за вечер тела. Он даже опустил ее руки, тут же упираясь ладонями в пол и приподнимаясь на руках. Он ускорялся, пробегаясь своим взглядом по ее телу, задерживался на ее груди, дальше скользил ниже, наблюдая за тем, как они сливаются в одно целое, обнажая клыки в довольной хищной ухмылке. Вновь опускался, опираясь на предплечья, действуя более энергично, вновь поднимался, действуя еще грубее, силой, до звучного шлепка. Рычание, вздохи, он не скрывал от нее того, что ему хороша, позволяя редким стонам срываться с его губ, из дикого зверя на секунду превращаясь в щенка. Пусть знает, что не просто так тут раздвинули ее ноги, что бы спустить пары, а наоборот, все дело в удовольствии, которое он получал с помощью ее тела. Спуская пар, он не стонет и не рычит, теряя дыхание и стараясь из-за всех сил. Это комплимент, верно.
Но даже ему надоело вести игру. В очередной раз опустившись, он поймал момент, когда ее спины изогнулась, отрываясь от пола, проникая в эту брешь своей рукой. Крепко прижав ее к себе, он ловко перевернулся, а руки тут же легли на ее ягодицы, в очередной раз крепко сжимая. Она должна ему, должна показать на что способна. Как бы пошло сейчас не звучало, но...оценив ее рот, он хотел оценить и ее активность, поведение, когда она окажется в положении над ним.
Он даст ей стимул. Лежа без движения, он просто скользит по ее телу ладонями, не желая находится на одном месте. Спина, плечи, забирается в ее волосы, окончательно испортив прическу и растрепав их, вновь вниз, сбоку, на бедра, сжимая. Ее скромность радует и заводит сильнее, он делает провокационное движение бедрами. И самое замечательное то, что он не позволит ей уйти. Она может вцепиться своими пальцами в его кожу, впиться в его своими зубами, но он стерпит, стерпит и ответит ей очередным движением, но сделает ей больно, а пальцы его лишь сильнее сожмутся на ее ногах или заднице. Но ведь никому из них война ни к чему. Период удовольствий, наслаждения и прекрасных пейзажев блестящих в свете ламп вспотевших тел...Так не тяни, а то мало ли что выкинет этот непредсказуемый зверь...
Поделиться252015-05-26 13:16:35
Она молила его, все еще опираясь локтями на его плечи. Молила, едва ей хватало сил шептать в его губы, и раскрыть глаза. Он измотал ее, она закончилась, едва теперь ощущая свое тело, дрожащее от избытка напряжений и наслаждений. Его же голос звучал на фоне слишком ярко и сочно. В этот момент Эмма понимает, что бежать ей отныне некуда. Она - его, и никак иначе; как минимум до тех пор, пока не утолит всей его жажды. Край стола, ставший снова временной опорой ее ягодицам, спасал ее не от падения а от того, чтобы повиснуть на его руках. С каждым мгновением ее слабости, пальцы врезались в ее тело еще сильнее. Своими она по-прежнему цепляется за его плечи, пытаясь на его лице сфокусировать затуманенный взгляд. Когда это ей получается - по спине пробегают мелкие мурашки страха. Уже даже просто его лицо начинает ее пугать. И для друзей, которыми они по сей день были - это странно, невиданно и ненормально.
Прижимая к себе, он роняет ее на пол. Падая, она опирается на руки, отставленные назад, и частично на пятки, но быстро сдается под напором и весом юноши. На уровне поясницы больно колется молния ее же собственных джинс. Собирая ничтожные остатки собственных сил, француженка упирается в него руками, от натуги зажмурив глаза, и пытается свести вместе колени. В ответ на это ноги начинают лишь сильно дрожать, так и не сводясь до конца вместе.
Сознание на мгновения мутнеет. И вот - она уже не сопротивляется, а ее руки вновь скованы его ладонью над головой. Она проклинает тот момент, когда решила ему дерзить, и едва слышно стонет от отчаяния. Однако, было бы глупо отрицать то, что вся ситуация в целом ее возбуждает. Вторая его ладонь - широкая, теплая, сильная и до неприличия самоуверенная - шествует по ее телу, как по собственности. Начиная на боку, чуть ниже груди - и вниз. По ноге, куда дотянутся кончики его пальцев, на внутреннюю сторону бедра. Уже сейчас Эмма прикусывает губу, шумно выдыхая. Он лишь легко подталкивает, а ее ноги перед ним вновь раскрываются, поднимая колени по обе стороны от его тела. Только остатки разума заставляют ее посмотреть в его глаза и почти молить его только взглядом и покачиванием головы в стороны - Пожалуйста, не нужно больше...
Зел непреклонен. Был, есть и будет. Его возбужденное естество дышит жаром вблизи ее промежности, и она поджимается, стараясь хоть немного отдалиться. Безуспешно. Натужный выдох. Стон одновременно отчаяния, боли и возбуждения. Она прикусывает губу до крови, когда он вновь оказывается в ней. И столь интересное и возлюбленное обычно чувство единения через отрицательные дистанции вызывает в хрупком теле разрушительную бурю боли и наслаждений. Все же, в этом ее недодруге слишком много энтузиазма. Ее наконец освобожденные пальцы хватаются за его запястья, почти больно в них впиваясь. Одна нога коленом почти достает до его подмышки, ступней все же ложась на спину; левая же - ниже, почти свободно стоя на пятке за его ногой на уровне колена. Овладевая ей, он снова задергивает в ее разуме завесу наслаждения. Сознание затуманено и пусто, она лишь успевает подумать: А за что мне?..
Но она рада. Рада тому, что ты - есть ты. И каждый твой толчок она встречает нежным изгибом тела и едва слышимым стоном. Несколько первых движений она изгибается все больше, ее острые пальцы ползут по твоим рукам до локтя, ища в них опоры. Колени пытаются сжать твое тело, но ты - сильнее ее и лишь охотно принимаешь эти объятия. Ты все время косишься вниз; она это видит сквозь приоткрытые глаза. Она отставляет назад локоть, чтобы немного приподняться и самой, наконец, увидеть - как эти два несомненно прекрасных тела сливаются воедино. Задерживая дыхания, она завороженно смотрит, как два или три раза твой член целиком исчезал в ее нутре, а лобки со шлепком соприкасались. Ее сердце - как у кролика; еще чуть сильнее надавив коленями на твои бока, она все же сжимает тебя в себе сильнее, заставляя теперь с силой завоевывать возможность свободного движения.
Ты падаешь на предплечья, запястьями невольно оказавшись под ее плечами. Она скользит ладонями мимо боков на спину, и не только ты сегодня будешь оставлять отметины. В нос ударяет запах твоего тела - пота, страсти и похоти; она прикасается губами к твоему плечу спереди, ближе к ключице и задевает ее резцами, когда снова вынуждена выпустить из груди этот натужный стон. Она уже не видит вас - прежних. И в полупустом мозгу весьма ясно выстраивается та самая иерархическая лестница, в которой вы находитесь - она под тобой. Читай - твоя. Кажется, этот исход устроит тебя на все возможные проценты. По крайней мере, пока вы оба друг другу не наскучите.
Она падает спиной на пол, когда ты снова ненадолго приподнимаешься. Тело напряжено так, что сразу под вздымающейся дыханием грудью видны почти обнаженные ребра. Во впадинке пупка и возле нее скапливается пот, и он блестит в тепло-ламповом желтом свете. Ладони на мгновение застыли на уровне лица. Скорость и целеустремленность твоих движений не дает ей и шанса на отдых. Кончиками пальцев одной руки она упирается в пол над своей головой, а второй ладонью - накрыла грудь, все же, видимо, требующую ласки. Затем та же ладонь взлетела вверх, чтобы Эмма могла прикусить подушечку указательного пальца.. К тому времени ты снова опускаешься, и пальцы вновь колятся в твое плечо. Губы сухие, ждут поцелуя, а ты хрипишь, тебе тоже не повредит, она поднимает в тебя взгляд...
Но ты не поцелуешь ее, ты не тот.
Одно мгновение - Эмма сверху. Непривычное бездвижение и свобода ее настораживают, она усаживается удобнее; глубокий выдох твоему резкому движению. Секунду назад она ходила по предоргазменному лезвию, ты не дал ей провалиться, она будет тебя томить.
Сверху вниз не него, в кои-то веки. Эмма делает едва заметное движение бедрами, вверх-вниз. Ровно настолько, чтобы дать понять этому наглецу, что она знает, чего тот хочет. Знает, но теперь все будет делать по-своему. Она не против твоих ладоней на ягодицах и бедрах; приподнимаясь и опускаясь неспешно и чувственно, она упоенно замечает, как его руки подгоняют ее движения. Но - нет. Кончики ее пальцев щекочут ему торс, она, кратко простонав, снова прикусывает губу. Все время под ним она так усердно жмурилась, что влага скопилась в уголках ее глаз; сейчас она серым цветом размокшей туши очертила ее скулы. Икры и лодыжки - вдоль его ног, она немного ускоряет темп, одновременно, немного меняя траекторию движений. В голове пульсирует желание, похоть и едко мечется боль в промежности. Она ее игнорирует, или пытается и в ней найти нечто упоительно-возбуждающее - она еще не решила, толком. И не успеет.
Зел прикрывает глаза, неясно что-то прохрипев, и пытается снова взбросить бедра. Это в планы не входит, и Эмма нажимает ладонью на низ его живота. Внутри нее все предоргазменно сжимается, уже, но она терпит, выжидая. Она сверху сейчас во всех отношениях. Она находит твои ладони на бедрах своими, и не хватает, а, скорее, обнимает - сплетая пальцы. Все началось так, как того хотел ты, а закончится - как захочет она. Чувствуя каждый раз, как тебя берет дрожь - когда ты близок к тому, чтобы кончить, - она приподнимается так, чтобы почти оставить тебя за порогом, и ненадолго замирает, затем возвращая медленные движения. Ты мучил ее силой, она тебя - чувством.
Подавшись вперед, она вытянула твои руки на уровень головы, сразу же их отпустив. Один взгляд в глаза, и она резко, почти с хлопком, опускается; не стон, а звучный выдох прямо в твои губы, за мгновение перед тем, как накрыть их своими. Она поцелует тебя нежно, поверхностно, коротко. Она опускается и поднимается теперь чаще и резче. Одну ладонь она подкладывает под твой затылок, вторую - на грудь. Позволяет твоим рукам проскользить по телу, чтобы снова вернуться на ягодицы. Да, теперь снова можно их сжимать. Самое время снова подгонять сегодняшнюю жертву твоей страсти. Все ее движения - в одной плоскости, вдоль твоего тела. Как можно больше контакта кожей. Это ее заводит. Тебе же нравится это ощущение ее сосков на своей коже? Ах, да, ты не любишь пирсинг...
Еще несколько минут скачки на опережение дыхания. Она стонет, не скрывая; ты тоже не зря сегодня старался, измотав ее до полусмерти. Ее волосы, рассыпаются по твоим плечам, шее и лицу, грозятся забиться в щель рта и определенно не дают надолго открыть глаза. Когда от предвкушения оргазма уже начинает неметь тело, нет смысла сдерживать движение. Оно происходит рефлекторно, рвано. Ты хрипишь в своем полустоне и полурыке, только сейчас она замечает в этом что-то животное.
Снова до боли твои пальцы сжимают ягодицы, девичье тело над тобой сначала вытягивается в струнку, затем выгибает спину; ты изливаешься горечью в ее нутро, и по ее стону заметишь - ей нравится. Она приходит к концу ровно тогда же, когда и ты, наконец расслабившись, потому что дождалась. Тяжелая голова упадет на твою грудь, слушать дыхание и биение сердца. Волосы, липкие от пота займут большую часть грудной клетки и левого плеча.
Досчитав до десяти и глубоко выдохнув, Эмма все же сваливается набок - на пол, рядом с красноволосой бестией, пытающейся перевести дыхание. Под руку попадает его олимпийка; прижав ее к груди, она переворачивается еще на 180, оказавшись теперь поодаль, но лицом к нему. В голове последний раз грузовым поездом проносятся их прошлые отношения. Только ежу, наверное, осталось неясно, что порог дружбы ими пройден. В какую сторону? - А вот хрен его знает. У Эммы нет ни малейшего желания в этом копаться. Она всегда благодарно целовала своих любовников; а Зела, почему-то, не стала. Возможно, она хочет, чтобы тот считал эту импровизированную ночь одолжением...
С трудом, она садится. Потянувшись взглядом, Зел может пересчитать позвонки и назревающие синяки от его же пальцев, пока спину не закроет его же олимпийка. Эмма весьма справедливо посчитала, что вправе ее взять взамен той кофты, которую он порвал. С силой выдергивает из под его задницы штанину своих джинс; с трудом и кряхтением напяливая их прямо без нижнего белья. Его, по сценарию, он должен подобрать, уходя, но это уже - как получится. Снова упав на спину, она застегивает наконец на себе эту дурацкую пуговичку.
Ноги не слушаются. Она опирается руками на стул, чтобы подняться. Зелу труда это не составит, она уверенна, но сейчас ей нет до него дела. По его вине ноги подкашиваются и трясутся колени. Стоптав пятки, она засовывает ноги в балетки. Хватается за все, что попадается под руку. Ни слова, ни взгляда после того, как пробуравила его, лежа на боку. Пятерней она зачесывает волосы назад, пытаясь скрутить их в пучок, а те все равно рассыпаются блестящими и слипшимися от пота прядями. Открывает дверь, практически всем телом опираясь на ручку. Затем, все же, подумав, поворачивается. И улыбается, так измученно, но довольно; как улыбаются, надеясь на скидку, одолжение, или свидание. Как бы там ни было, они сейчас или больше, чем друзья, или меньше. И Эмма либо любит Зела, либо нет. В этом затуманенный мозг разобраться сейчас точно не в силах...
- Зайдешь ко мне...через недельку?
всем спасибо, все свободны