Раз…
Его руки – огромные, сильные и властные, требовательно и крепко сжимают ее, гладя там, где не дόлжно. Она чувствует каждое касание, и тело ее против воли отзывается на них, покорно позволяя поступать с собой так, как угодно Зверю.
..Два…
Попала в ловушку – и лишь выгибается, сначала стремясь быть подальше, а потом – невольно – навстречу огню прикосновений. Эмма жмурится, и новые, незнакомые ей чувства застилают разум, мешая сказать те самые слова.
«Отпусти меня», – быть может?..
..Три…
Россыпью разлетаются по полу пуговицы, гремя оглушительно и настойчиво, как дождь во время грозы по стеклу. Прохладой обдает кожу груди – но лишь на мгновение, нужное ладони Зверя, чтобы согреть ее. По телу бегут мурашки, разнося тепло и томную дрожь, с губ срывается сладострастный выдох, бесстыдный в своей откровенности.
..Четыре…
Вся жизнь – в ударах сердца, что бьется внизу живота, и лишь слабым эхом отдается в груди и висках. На ресницах мерцают алмазами слезы – слишком противоречиво, слишком горько и сладко.
«Не прекращай», – не те ли слова?..
..Пять…
Его дыхание обжигает шею, а поцелуй причиняет боль, оставляя отметины позорные и постыдные – доказательства ее беспомощности, ее предательства. Ей следовало оттолкнуть его, попросить прекратить, но вместо этого – лишь сладкий стон, когда его пальцы касаются мест столь сокровенных, что одна мысль об этом вгоняет в краску.
..Шесть…
Эмма отворачивается от него и смотрит на дверь в наивной вере, что та вот-вот раскроется, а на пороге появится кто-то – уже неважно кто, пусть даже Мари, лишь бы остановить это сладкое безумие. Вырваться из лап Зверя – как навязчивое желание, полное самообмана.
Ей хочется, чтобы ее касались. Ей не хочется, чтобы ее касались так.
..Семь…
Напрасно ждать – глупо было даже надеяться, что кто-то придет на помощь. Эмма так редко просила о ней, что сейчас ей было стыдно за собственный порыв. Ей не следовало никому писать или звонить – так было бы проще, чем объяснять потом Лине, что именно случилось. Говорить о таком она никому не станет: потому что страшно, потому что стыдно, потому что Итан – парень Мари. Потому что ей, Эмме, было приятно.
..Восемь…
Роем проносятся мысли в голове, туман застилает взор. Абсурдность происходящего достигает своего апогея, слеза – срывается с щеки, а тело – дрожит от грубой мужской ласки.
За что он с ней так?.. Эмма не понимает, что происходит с ней; не понимает – зачем это Итану. Ускользает от нее та ниточка, что все объяснила бы, что дала бы ответ на единственно важный вопрос: отчего ей так сладко?
..Девять...
«Прости», – шепчет едва слышно, одними губами. Прости за Мари, за обман, за то, что Эмма будет молчать об этом. Прости за то, что мягким теплом, как одеялом, окутывает тело – за секунду до того, как истощенное переизбытком чувств сознание покинет Эмму.