Этот человек мог быть страшным, по-настоящему страшным, даже несмотря на свой юный возраст. Так на тебя смотрел бы молодой волк, оголодавший, истёрший свои лапы в кровь по морозным просторам, готовый вцепиться в мышь, лишь бы утолить нескончаемый голод, согреться, прервать своё уныние.
- Да как же…, - едва слышно шепчет она, чувствуя, как тяжко становится на сердце, как глубоко её ранят его метания. Она вырывается из цепкой хватки, отходит чуть в сторону, потирая ноющую кисть и всё это – неотрывно следя за блондином.
«Тебе стыдно? Нет. Вина – это слово подойдёт лучше», - ей кажется, что понимание снисходит на неё как благословение Небес. Итан никогда не гнушался делать ей по-настоящему больно вне зависимости от слёз и ситуации, того, болеет ли она (секс во время насморка – это отдельная песня), грустит ли, радостна, нужно ли завтра сдавать тест… Но сейчас, даже после того, как ладошка окрасила его щёку в алый, он всё ещё держится, как цепной пёс, которому велели заткнуться и терпеть, сколько бы хозяйский ребёнок не дёргал того за усы. Но нет и мысли «отыграться» - тот может не выдержать унижений, сорваться, ударить, возможно, даже убить – не её, так ребёнка.
- Нужно ли мне рожать? – вопрос висит в воздухе гулким гудением струны. Шелли прекрасно понимает, чем чревато решение стать матерью в её годы: разрушенные мечты, поломанные амбиции, тело, что вполне возможно никогда не станет пригодным для балета… Но всё это меркло, казалось таким мелочным и эгоистичным после мысли о том, что на руках её будет аукать кроха, маленькими пальчиками цепляющийся за материнские одежды, - Ты ведь видишь, что я готова, что я хочу этого, - и вновь материнская улыбка трогает её губы, а в глазах лучится тепло. Тепло не для него, но Итан может почувствовать на себе отголосок, и оголодалый волк в его душе почувствует, как покой разливается по истощённому телу, как под снегом становится чуть уютней, как сладко спать под завывания вьюги, забыв на эту ночь о погонях и страхе умереть в одиночестве.
Шелли присаживается рядом на корточки, протягивает ладонь к юноше и нежно гладит его пальцы, безвольно томящиеся на коленях.
- Думаю, уже пошёл третий месяц, - тёплая ладошка смыкается вокруг его внезапно охладевших и лишившихся крови пальцев, она делает несколько неловких гусиных шажочков к нему, чтобы быть ближе, положить вторую руку на огромную ладонь, согреть, успокоить…
[NIC]Shelley Tombstone[/NIC]
[AVA][/AVA]